Болото

Пинаев Андрей Михайлович

— Полтыщщи дам.

Я повернулся и постучал в дверь напротив:

— Борецкий, добрый вечер. Гляньте-ка на это.

Похоже, Борецкий отлично знал, что я держу в руках; через десять минут торга мне удалось стрясти с него восемьсот кредитов, которые он немедленно мне выдал. Еще двести кредитов я достал из своей личной заначки. Подумав, я достал оставшиеся полторы сотни и добавил к стопке.

Марина засияла, как солнце.

— Я верну, обязательно! Не сразу, конечно, но верну! Спасибо тебе!

Прижимая деньги к груди, она убежала, я остался один в

коридоре. На душе было тепло и спокойно; никаких неприятностей не ожидалось, напротив: послезавтра поедем в город, денег хватает, а тут еще и Марину осчастливил… впрочем, одна неприятность все же намечалась, и я решил разделаться с ней поскорее.

Игоря я нашел в нашей лагерной библиотеке, где он, неинтеллигентно закинув ноги на стол, читал какую-то ветхую книгу. Периодически из книги выпадали страницы; Игорь, ругнувшись, поднимал их, смазывал клеем и вставлял на прежнее место.

— Игорь, тут такое дело…

— М-м-м…?

— Я твою коллекцию продал.

Лицо Игоря отразило крайнее неудовольствие.

— Очень интересно. Раньше за тобой такого не наблюдалось.

— Извини… деньги срочно были нужны.

Я кратко пересказал ему историю с Мариной, умолчав, как и обещал ей, о ее непристойном предложении. Игорь оттаял:

— Ладно тогда, фиг с ними. Много хоть дал за них этот пройдоха?

— Восемьсот. Правда, сказал, что я его без ножа режу. Марина отдать обещала…

— Да ну, ладно уж. Передай ей, чтоб оставила себе. — Игорь улыбнулся. — Все равно я эти листочки в тетрадь переписал.

Вздохнув с облегчением, я вышел из библиотеки и лицом к лицу столкнулся с Леной. Морщинки в уголках ее глаз стали глубже, в голосе звучал металл. Куда делась та плачущая девчонка, которой она прибыла в Лагерь?

— Максим, надо поговорить. Ты дал Марине деньги?

— Ну, я.

— Я правильно угадала, чем она с тобою расплатилась?

— Дура! Я ей в долг дал!

— На себя посмотри, кретин.

— Придумали тоже, жребий кидать. Что, пару недель не могли подождать, денег собрать? Лететь, так уж всем вместе.

— Еще раз повторяю, кретин ты. Жребий был поддельный, и денег у нас хватало.

— Так какого хрена вы ее до слез довели?

— Это было наказание. Она крысу не заметила, и та Насте руку прокусила. Вот мы и решили ее за это в город не брать.

— Какие же вы… жестокие.

— Теперь уж все равно. Теперь-то уж возьмем, никуда не деться. Ладно, ты это… извини, если что.

— Ничего, переживу…

За день до отправления начальник выстроил нас на площадке перед Лагерем.

— У кого уже есть билеты, два шага вперед.

Вышли все, кроме «Пиратов». Впрочем, особо огорченными они не выглядели. Начальник спросил:

— А девушки с кухни где?

— Завтрак готовят.

— У них билеты есть?

— Да. У всех пяти.

— Передайте потом, что я говорил. Или нет, я сам. Значит так: завтра прибывает пассажирский бот; с собой вам следует взять лишь деньги. Все личные вещи следует оставить в Лагере, иначе при обыске они будут изъяты. В городе вы будете находиться до тех пор, пока у вас будут

деньги. Две недели для одного человека стоят две тысячи кредитов. В любое время вы можете подойти к пилоту и он доставит вас обратно в Лагерь. Город покидать запрещается! Каждый раз вот уже двенадцать лет я предупреждаю, что системы контроля не обмануть, и каждый раз находится умник, который считает, что это ему под силу. Беглецы будут немедленно арестованы, их ячейка оштрафована, а виновники будут помещены в карцер на четыре дня. Также вам запрещается писать письма, пользоваться интернет-автоматами и каким-либо иным способом связываться с людьми в других городах.

Помните, что в отличие от вас, люди в этом городе нормальны, то есть инфицированы. Следовательно, закон они нарушить не могут; следовательно, в любом беспорядке, возникшем при вашем участии, будете обвинены вы.

Начальник перевел дыхание и добавил уже без официальных ноток в голосе:

— Отнеситесь к поездке как к отпуску. И отнеситесь к Лагерю, как к постоянному месту работы. Многие так живут… например, я.

Глава 18

Едва ли кто-то спокойно спал в эту ночь. Утром мы, зевая, сидели в стареньком пассажирском боте, приближавшемся к городу Белогорску. Толик ткнул меня локтем в бок:

— Вон, смотри…

Город был виден издалека благодаря атмосферному генератору, который не позволял вечному болотному туману накрыть его. Со стороны это выглядело как расширяющийся вверх конус чистого воздуха, в центре узкой части которого и находился город.

Бот приземлился на потрескавшейся асфальтовой площадке, мы вышли. Я сделал глубокий вдох и просто физически ощутил, как мои легкие очищаются от тумана и наполняются чистым, прохладным воздухом. Яркое солнце и сверкающее синее небо резало нам отвыкшие от дневного света глаза.

Толик опустился на колени на краю площадки.

— Ребята, смотрите, одуванчик. Нормальный одуванчик, зеленый…

Краем глаза я увидел Марину, она смотрела на синее небо и не могла оторваться. То ли от яркого света, то ли от радости по ее щекам текли слезы.

Мы поселились в маленькой дешевой гостинице, денег хватило на комнату для каждого. Каждый вечер нас навещали двое кураторов, брали с нас расписку, что день прошел без нарушений правопорядка и очень сердились, если кто-то опаздывал к ежевечерней проверке.

А как было не опаздывать! Целыми днями мы бродили по этому маленькому городу, с наркоманским вожделением вдыхая его воздух. К концу первой недели не осталось в городе ни одного парка, ни одной забегаловки, где не побывали бы наши.

Всего девять месяцев провели мы в Лагере, но как же сильно мы изменились… Мы забыли, что в городе принято здороваться с абсолютно незнакомыми людьми и вздрагивали всякий раз, как кто-нибудь кричал: "Привет! Как дела?". Сидя на скамейке или просто идя по улице, не было нужды каждую минуту поглядывать по сторонам и прислушиваться к шорохам. Здесь было абсолютно безопасно, и осознание этого приводило нас в состояние эйфории.