Большая книга ужасов-10
Шрифт:
Веня вскочил, рванулся к выходу... И успокоился. Гроза не может так ритмично колотить над самым ухом да еще приговаривать:
– Управа, откройте!
По-тюремному лязгнула заслонка печи, шмякнулся об пол опрокинутый ухват, драпанула, шкрябнув когтями по кирпичу, напуганная кошка.
– Венантий Скобеев, доброе утро! – Вене сверкнули в глаза светлячком: что за манера! Вот он, Венантий, если дежурит в управе, никогда себе такого не позволяет. Светлячком в глаза – моветон! Да и была нужда показывать власть, которой послезавтра у тебя не будет! В управе тоже не дураки, постоянных сотрудников там не держат: сегодня дежурят
– Доброе. Свет убери.
– Убрал, слава лешему!
– Что стряслось-то?
– Управа имеет к вам серьезный разговор. Можно войти?
Веня посторонился, впуская пришедшего, и вздохнул: похоже, кислой капустой сегодня не отделаться. А хорошо бы: сунул управцу пакетик еще с порога – и спи себе! Но нет, этому требуется по полной программе: разговор, протокол, «Можно войти?»... Интересно, что хозяйский малец опять натворил, что у него, Венантия, неприятности с законом?
Веня служил домовым уже не первую сотню лет и с каждым годом, нет, с каждым днем, все больше убеждался: дети – это зло. Беспокойная сущность, разрушительная. То молочные зубы раскидают где попало, и Венантий полдня бегает по дому, чтобы отыскать и отнести на печку мышке. То заиграются и забудут пострелять из рогатки по галкам, и те, обнаглев, расклевывают яйца в курятнике, а Венантий – отвечай. То, собираясь в школу, оставят на столе почти целую кружку молока, которую тут же оприходует богарт, а свалят на Веню. Нехорошая сущность – эти дети, одно беспокойство.
– Что на этот раз? – Веня сел на сосновую щепку и кивнул управцу на другую. Только сейчас он разглядел, кто пришел: бабай – они сегодня дежурят в управе. Отлично, просто замечательно! Венантий от души понадеялся на понимание бабая: кому, как не ему, знать о детском коварстве? – Вы уж не судите меня строго. – Вене оправдываться не впервой. – Хозяйские дети такие беспокойные, каждый час вытворяют что-нибудь этакое. Я просто не успеваю исправлять их пакости, у меня же полно дел: огород, кухня... А сейчас, по осени, и вовсе некогда...
– Нет, Венантий Скобеев. – Маленькие глазки бабая строго глядели на Веню из-под челки. – На этот раз все серьезно.
– Что? Что окаянные опять выкинули?!
– Дети ни при чем.
– Ни при чем?
Бабай даже не кивнул, а так – моргнул медленно:
– Дурная манера – все сваливать на детей. Я бы на вашем месте...
Веня совсем растерялся:
– Так что случилось-то?
– Вы нарушили закон, Венантий. Закон номер один, от пятого-десятого с Рождества Христова.
– Номер один?!
Веня вскочил и стал лихорадочно ощупывать-осматривать содержимое печки вокруг себя: зола, недогоревший листок из дневника с двойкой (хозяйский Митька бросил, больше некому), кошка (вернулась досыпать) – все здесь, все свое, родное. Не мог он, Веня, нарушить закон от пятого-десятого! Вот же и подметка Ольгина...
– Все верно, Венантий, вы покинули свой дом.
– Как?!
– Согласно закону от пятого-десятого домом считается место, где хозяева проживают постоянно на данный момент. Ваши хозяева уже за много верст отсюда, Венантий Скобеев. И, насколько мне известно, они не собираются возвращаться.
– Как это? С чего?!
– Вам виднее. Вы здесь домовой. Были...
Отодвинув широкоплечего бабая (весь свет заслонил, нечисть!), Веня выскочил наружу. Кухня чистая, теплая,
А бабай-то, формалист, бюрократ чертов! Это не Веня покинул дом, это весь дом покинул Веню, чтобы обосноваться в другом месте. Оставили, уехали. Только такие мелочи в законе номер один не прописаны, потому что плох тот домовой, который проспал переезд. Да он и о переезде-то не знал!
Веня со злостью пнул табурет в прихожей у зеркала (зеркало увезли, так что теперь просто табурет в прихожей) и уселся на пол. Уехали. Неизвестно куда, непонятно зачем. Что с ними теперь будет?! Время сейчас неспокойное, без домового – не жизнь. Богарты последние двести лет совсем осатанели, ладно бы просто воровали молоко, так нет! Им надо и по стенам пошуршать ночью, пугая детей, и болезнь наслать, и мор на скотину, и что похуже! Сосед – Арсений в тот год сплоховал: только за калитку отошел посмотреть, не идут ли коровы с пастбища, так в доме пожар случился. Две минуты всего домового не было!
...А хозяйка уехала и детей забрала.
– Венантий, пройдемте! – Бабай уже взял кошку на поводок (тоже преступницу нашел: она ж не виновата, она с Веней, куда домовой, туда и она) и приглашающе звенел кандалами. У Вени закололо в боку, даром, что сердца нет. «Прой-дем-те!» – нечисть лесная! Ему лишь бы виновные были наказаны, а виноваты ли они взаправду и что теперь будет с хозяйкой – так наплевать! И попробуй объясни, что спал, что уехали все неожиданно, что с собой-то его, Веню, не позвали, – слушать не будет! Хозяйку жаль, она не виновата, что дура. Жаль детей-разрушителей, богарты их не щадят.
Веня сделал несколько шагов к бабаю и отчаянно попытался спасти положение:
– Я догоню. Я найду их! В доме должны были остаться записи, хоть бумажка с адресом, я, видимо, проглядел, больно неожиданно все. Пропадут же без меня! Хоть день мне дайте, я догоню!
– Раньше надо было думать! – Бабай защелкнул на Вене кандалы. – Примеряй, Венантий, железные лапти, не тушуйся. О твоей хозяйке позаботятся.
– Кто?
– Что значит: «Кто?», закона не знаем?!
Закон Веня знал, но от этого было не легче.
Глава IIОх уж эти сериалы!
Вот некоторые говорят одно, делают другое, детям объясняют третье, а потом еще удивляются: почему я запираюсь на чердаке вместо того, чтобы помогать родному муравейнику складывать вещи. Это все бабуля учудила вчера: вскочила посреди ночи, да ка-ак завопит: «Едем, братва! (Ох уж эти сериалы про бандитов!) Хватит родителям одним в Москве прохлаждаться, едем!». Мишка, например, с печки свалился, но он маленький, ему можно. Ольгуха, как самая старшая, послушно начала собираться и только тихо бурчала под нос такие слова, какие нам с Мишкой знать еще не положено. Но на то она и старшая, чтобы высказывать свое мнение по каждому поднятому вопросу. А я вот не мог ни с печки свалиться, ни даже высказать все, что думаю о происходящем, так что пришлось запираться на чердаке.