Большая книга ужасов – 35

Некрасова Мария Евгеньевна

– О! А мы думали, ты дома, историю зубришь! – Ну, точно, разболтал Тоха. Я одними глазами спросила: «Разболтал?» – и он честно кивнул. Что ж, значит, при Димке можно:

– Я сбежала. Их величество хотели, чтобы я сама стырила журнал. И очень оскорбились, когда узнали, что кто-то в курсе наших планов.

– Орала? – посочувствовал Тоха.

– По-моему, до сих пор орет.

– Почему ты не отвезешь ее назад в Питер? Директриса у тебя зачет примет, а?

Честно, я и сама уже не очень понимала почему. Хотя нет, понимала. Я уже увязла в этом зачете по самые уши, у нас с Надеждой пошло на принцип. Она

меня гоняла по всему курсу сорок раз туда и обратно. Она повторяла: «Ты все забыла, ты ничего не можешь» – и кучу других приятных слов, после которых хочется сдать зачет именно этому преподавателю, хоть он уже и умер. Подумаешь, какие тонкости! Я же иначе себя уважать не буду! Директриса, что директриса, она мне поставит уже за то, что я приду. Только я не приду.

– Это дело принципа. Сдам – отвезу.

– А она ехать-то захочет?

Об этом я тоже думала. Бесплотный дух он, конечно, легкий, но в чемодан не положишь, за руку на вокзал не отволочешь. Если Надежда не захочет ехать... Что ж мне, всю жизнь такую соседку терпеть?! Я Димке так и сказала:

– Буду всю жизнь терпеть такую соседку и рыдать вам в жилетку по ночам! Что, страшно?! – Парни захихикали, но как-то скованно, похоже, и правда за меня боялись.

– Ты до матери-то дозвонилась? – спросил Тоха и чуть не испортил настроение. Мать уехала позавчера, пора бы ей уже позвонить.

– Не... Ты знаешь, что... – Я достала ключи и сковырнула со связки маленький, от почтового ящика. – Позабираешь нашу почту пока, ладно? Надежда нос везде сует, не хочу, чтобы она читала мамины письма-телеграммы. Она, конечно, скорее позвонит или по электронке напишет...

– Понял-понял. Сделаю. – Тоха убрал ключик, а я выдохнула, как будто спрятала в сейф секретные документы. Наверное, глупость: кто сейчас пишет бумажные письма? Но мне почему-то стало легко оттого, что единственный ключик от почты не у меня, то есть в свободном доступе для Надежды, а у Тохи.

– Сто лет не выходила! Рассказывайте: кто куда поедет, кто куда уже ездил, м-м?

Тоха пожал плечами, пробубнил что-то вроде: «Пока не знаю», Димка и вовсе промолчал. Разговор не клеился. Они смотрели на меня как на неведомую зверушку или, скорее, лабораторную мышь, которую заразили какой-то редкой тяжелой болезнью.

– Чего раскисли-то? Случилось что?

– Юлька, ты псих! – Димка мне всегда так говорит. Это он так выказывает уважение.

– Зато вы оба меланхолики! Хватит дуться, пошли вон... К пруду, что ли, спустимся.

Они молча встали и поплелись за мной к пруду. Малолетки на соседней лавочке переглянулись, перешептались и тоже пошли. Они обычно первыми подбегают ко мне здороваться, а тут... Странные какие-то. Может, и этим кто разболтал?

– Колись, Тоха, кто еще знает?

– Мы четверо: я, Димка, Пашка, Леха... – Димка кивнул, типа: «Мы больше никому, что ты!» и странно спросил: – А правда, что она прозрачная? – Ну хоть какой-то разговор.

– Надежда-то? Почти. Предметы сквозь нее видно, а вот, например, читать уже нельзя, если она перед монитором встанет.

– И никогда не спит? – А вот этого я сама не знала.

– Не спит, наверное, зачем ей? При мне, во всяком случае, не ложилась. Я не знаю, меня сейчас рано вырубает с этими уроками...

– И ты не боишься? – Ну вот опять двадцать пять.

– Чего? Что

она меня ночью задушит? Да она только орет – и все!

– Ты псих, – закончил Димка, и они оба опять замолчали. Вот люди, как будто других тем для разговора нет! Я понимаю, что им интересно послушать про духа, но я сюда не за этим пришла. Мне хотелось только одного: от этого духа отдохнуть. И от уроков заодно.

Малолетки брели за нами и шептались. Слышали наш разговор? Ну и пожалуйста, кто им поверит! Да и сами они разве поверят в такое?! Мальчишки молчали, я уже не знала, как их разговорить. Малолетки о чем-то спорили, сбиваясь на полный голос. Наконец одна не выдержала, догнала меня и тронула за рукав:

– Скажи, тебя правда из школы выгнали? – Оттаквот! Ни: «Здравствуй, Юля», ни: «Как дела в группе?». Я этого и боялась. На малолеток, конечно, плевать, но так все и начинается. Когда перестаешь быть отличницей и звездой, тебя сразу переводят в разряд неудачников. Даже малолетки не здороваются!

– Брысь! Как там тебя... – Малолетка пожала плечами, неспешно отошла к подруге, и они принялись шептаться с двойным энтузиазмом.

– Зря ты так, Юлька. – Тоха кидал в пруд камушки, и лицо у него было такое траурное, как будто Надежда меня уже сварила на обед и предлагает ему попробовать. Он начал меня бесить:

– Пусть знают! Хватит кукситься, на вас смотреть кисло!

– Не нравится – не смотри!

Что ж, он сам это сказал! Пришлось уйти. Я побродила по пустому скверу, вышла на проспект и пошла себе. Отчего все хотят испортить мне настроение? Человек, можно сказать, впервые за год лето увидел, а они? Не на ту напали. Я решила веселиться всем назло: весь день бодренько наматывала километры по городу и даже не устала. Заглянула в парк, попала на какую-то выставку, в общем, отдыхала, как могла. Плохо, что эти нытики не захотели составить компанию, ну да сами виноваты.

Глава VI

В полночь она обретает плоть. Старую

Домой я пришла поздно и в отличном настроении: утренняя стычка с Надеждой совсем вылетела из головы. Я даже удивилась, когда она с порога начала на меня орать:

– Ты где ходишь?! Я тут одна сижу, а она где-то ходит!

– Гулять ходила. Там погода!

– Мне плевать, какая там погода, у тебя зачет не сдан. Я хочу тебе только добра, а ты...

– Вон журнал. Я разве не заслужила зачет?

– Я тебе покажу: «Вон журнал»! – Она взяла журнал и сделала вид, будто нацелилась ударить. – Ты как разговариваешь?

Я, конечно, не купилась на эти голые понты и молча ушла к себе. Но у Надежды напрочь отсутствует деликатность. Она вошла за мной, даже не постучала, расселась в кресле и принялась рассказывать, как я не права.

– Ты же не хочешь, чтобы тебя выгнали из школы, зачем ты так себя ведешь? А тебя выгонят! Выгонят, я тебе зачет не поставлю!

– Директриса поставит. Завтра же к ней пойду, надоело.

– Ах, директриса?! Какая еще директриса?! – Она еще что-то орала насчет моей неблагодарности и насчет того, что желает мне добра. Я устала это выслушивать. Села на стул, включила компьютер. Поиграю во что-нибудь, и спать. Наверное, я была не права, наверное, я ее обидела. Вытащила дух на землю ради дурацкого зачета, да еще артачусь. Но слушать ежедневно эти вопли было уже выше моих сил.