Большая книга ужасов – 56 (сборник)
Шрифт:
– Потрясающе! – охнул у меня за спиной Семеныч. – Теперь я понимаю, что нашел в тебе Легба!
Я посмотрел на свою работу. Марик вышел как живой, хотя я совсем забыл про него.
Эта куколка меня измотала. Легче было бы вырубить ее из камня. Семеныч молча пододвинул мне табуретку, и я сел, положив на прилавок дрожащие руки. Хотелось лечь и ничего не делать.
– О чем ты думал? – спросил Семеныч.
– Так, вспомнил один случай, – ответил я, чтобы не рассказывать все сначала. И без того на душе скребли кошки.
– Жалость! –
– Лакомство? А как он это ест? – не понял я.
– Не в прямом смысле, конечно. Видишь ли, духи могут почти все и не могут самого простого – радоваться, грустить, любить. Или вот задачка для духа: как существу без языка и желудка съесть мороженое?
– Ну и как?
– Еще не догадался? Мороженое ешь ты, а удовольствие вам обоим! За этим духи и приходят на вызов: за чувствами и ощущениями. Я однажды вызвал духа, который обожал кубинские сигары и ни о чем другом думать не хотел. Пришлось курить, а у меня астма. Еле избавился от него! Они такие навязчивые попадаются.
И Семеныч по-старчески меленько захихикал, приглашая меня тоже повеселиться.
Мне было не до смеха. То-то меня тянет на всякую пакость! Вчера попросил у бабки маслин, хотя раньше их терпеть не мог, а в воскресенье слопал головку чеснока с черным хлебом. А если Легба окажется старым алкоголиком? Правда, он пока не заставлял меня пить водку, но все впереди: я даю ему власть над собой еще на две недели.
– Не бойся, Легба не заставит поступать себе во вред, – успокоил Семеныч. – Выпивоху найти нетрудно, а человек вроде тебя, с искренней душой и жалостью в сердце, для Легбы редкая добыча.
Я приосанился и вдруг понял, что похвала двусмысленная. То ли я вообще редкий человек, и тогда это приятно, то ли я дурак редкий, раз попался Легбе.
– Вторую будешь лепить? – спросил Семеныч.
Его лицо гнулось и кривлялось, как в кривом зеркале. На вислом носу то появлялись, то исчезали очки, и все время разные. Некоторые совсем его не меняли, в других он становился похож то на профессора, то на старого слесаря. Однажды мелькнуло пенсне на черной ленте, и Семеныч стал вылитый Чехов, только бритый.
Я подумал, что заболеваю, и спросил:
– А плевок не испортится?
– Нет, плевки – продукт исключительно длительного хранения, – заверил Семеныч.
– Тогда лучше потом, – сказал я.
Семеныч снял фартук, в котором замешивал тесто, и зябко набросил на плечи свое старое пальто.
– Ладно, шагай. С тебя двести сорок восемь рублей.
Это было вдвое больше, чем в прошлый раз. Я вытряхнул из карманов все до копеечки, и опять набралось ровно столько, сколько требовал старик.
– Вы берете все деньги, какие есть! – догадался я.
Не говоря ни «да», ни «нет», Семеныч бесстрастно смотрел, как я пересчитываю мелочь.
– А если человек жухает и придет с рублем в кармане, а у самого в «Мерседесе» миллион?
И вдруг старого мага прорвало:
– Я возьму
– Разве миллиард – чепуха? – удивился я.
– А ты отдашь за него жизнь?
– Нет, конечно. Зачем мне миллиард, если я умру?
– Вот ты и ответил, юноша, – усмехнулся Семеныч. – Деньги делают жизнь приятней, ни больше ни меньше. В них нет абсолютной ценности рассвета.
– Чего? – Показалось, что я ослышался.
– Да-да, рассвета, – подтвердил Семеныч. – Ценность жизни измеряется во встреченных человеком рассветах, это тебе подтвердит любой маг. Можно в шагах босиком по росе, но в рассветах удобнее.
Я заскучал. Семеныч хоть и маг, а говорил почти как бабка. Мог бы разок слепить куколку для богача, содрать с него побольше денег и жить по-человечески. Построил бы себе универмаг, раз ему так нравится торговать магическими феньками. Если не хватает этих самых эмоций, меня бы попросил… А Семеныч, принципиальный какой, ходит в своем задрипанном пальто. Рассветы ему подавай. Да кто их видит в городе?!
– Извините, спешу, – сказал я.
Семеныч сразу остыл:
– Спасибо за покупку. Не забудь покропить свою куколку жертвенной кровью, а то рассыплется.
– Не забуду, – бросил я, уже уходя, и впервые всерьез подумал о крысе «К».
Я вспоминал ее брусничные глаза и розовые ручки на прутьях клетки. Купить и убить. Сто рублей бабка даст, без вопросов. После моей эпилепсии она стала как шелковая, может дать и на ловушку для помойной крысы, но тогда вопросы будут. Нет, решил я, лучше крыса «К». Проще.
Глава XII. Мой неожиданный талант
Трамвая не было, и я, как в прошлый раз, уселся на скамейку. Хотелось встретиться с давешними байкерами, переброситься словечком-другим. Я мечтал, как они подъедут на мотоциклах, плюющихся сизым раскаленным дымом, и скажут: «Привет, пацан, что-то быстро ты вернулся». А я скажу: «Дела!»
И вдруг они подъехали. Мою самоуверенность как ветром сдуло. Все-таки старогородские. То, что они в прошлый раз не надавали мне по шее, еще ничего не значило. Тогда, может, у них настроения не было, а теперь захотят и надают.
Один подкатил прямо ко мне и остановился, не заглушая мотора. Я не знал, что сказать, и ляпнул:
– Смесь богатит.
О смеси я имел смутное представление, а словечка «богатит» вообще не знал до того, как раскрыл рот. Но как только я это сказал, мне стало совершенно ясно, что вправду ведь богатит!