Большая книга ужасов – 58 (сборник)
Шрифт:
– Иди отсюда, – раздался голос вожатой Наташи.
Маринка сползла на пол. Ее трясло в немом смехе.
– Наташ, – уже требовательно позвал голос. Что-то шмякнуло, звякнуло стекло захлопываемой фрамуги.
– Это Костик к Наташке пришел, – выпалила Гусева.
Все бросились к Ленкиной кровати.
Под комнатой вожатых, потирая ушибленную голову, стоял расстроенный Костик и гневно смотрел в закрытое окно. Кто-то там был, потому что он время от времени взмахивал рукой, что-то показывая.
– Костя, – хихикнула Гусева. – Кость, а это ты вчера здесь был?
– Так, –
– Не пора, – для полного своего превосходства Гусевой оставалось язык показать, и тогда она была бы круче всех. – Взрослые днем не спят. Понял?
– Взрослые… – Костик последний раз посмотрел на закрытое окно вожатской, вздохнул и пошел в сторону столовой. – Отдыхайте, взрослые.
– Ну скажи, ведь это ты был вчера? Мы тебя слышали.
– Слух у вас хороший.
– Ты знаешь, как нас напугал!
– Не знаю и знать не хочу.
– Ну вот, – удовлетворенно хлопнула в ладоши Гусева. – И никакого привидения нет.
– Так это же ты! – закричала Лена, сталкивая Марину со своей кровати. – Ты всех пугала! Твое было привидение! Сидела бы спокойно, никто бы ни о чем не подумал. А теперь смотри, что ты сделала!
Она показала на кровать Селюковой. Наташка как лежала, спрятав голову под одеяло, так и оставалась под ним лежать, только плечи ее вздрагивали в нервном плаче.
К вечеру небо заволокло серыми бесконечными облаками, а к отбою зашелестел дождь. Его мерный шум быстро всех успокоил.
Лена прислушивалась к ритмичному стуку, к поскрипыванию деревьев под ветром, к шелесту листьев. Ко всем этим звукам добавились птичьи голоса. Лене показалось, что она уснула и видит сон, очень похожий на действительность. Тот же дождь, тот же шум, только под окном кто-то говорит тихо так, нежно, как птички поют. Потом негромкий разговор закончился. Его перекрыл противный скрежет, как будто бы по железу тащили железо. Скрежет все приближался и приближался, наваливался на Лену сверху. Широко распахнув глаза, не отрываясь, она смотрела на окно. Падали на подоконник редкие крупные капли, взрываясь сотней искринок. Каждый удар болью отдавался в Лениной голове. К ударам примешивался скрип. В оконном проеме медленно начала проявляться белая зловещая голова. Отбитый нос, изъеденная дождями и снегом пилотка, черные глаза, полыхающие ненавистью, рот, искривленный злой усмешкой. Лицо испачкано чем-то темным, на плечах висят подвядшие водоросли.
Барабанщица выбросила вперед арматурную железяку покалеченной руки. Другую руку она перекинуть никак не могла, барабан за что-то зацепился, мешая двинуться вперед.
Статуя отвернулась, недовольно нахмурившись. Только она перестала смотреть на Лену, с девочки как будто спала медлительность. Она шевельнулась, к своему ужасу понимая, что все это не сон, а правда. И над ней действительно нависает каменная громадина.
Барабанщица освободила руку. Перед своим носом Лена увидела палочки. Она осторожно закинула руку за голову, ухватилась за край подушки, потащила ее на себя. И когда уже статуя была готова перевалиться через
Барабанщица опешила. Удары сыпались ей на плечи, голову, руки.
Лена била и била молча, остервенело, от души вколачивая каждый удар в нависшую над нею фигуру.
Через минуту на подоконнике не было никого.
Убедившись, что опасности больше нет, Лена упала на кровать, обхватила подушку руками и заплакала.
– Она вернулась, вернулась! – шептала Лена в истерике. – Что же теперь будет?
А палата продолжала мирно спать. Только Селюкова нервно ворочалась во сне, вспоминая зловещий голос под окном.
Глава IV
О пользе огнетушителей
Утром барабанщица опять стояла в клубе. Грязная, облепленная тиной и водорослями, к черному клейкому илу на ее плече прилипло несколько белых перьев. На шее болтались жалкие остатки галстука.
Около сцены топтались радист и вожатый первого отряда Платон.
– Уходил, – бормотал себе под нос Андрей Семенков, – ее не было. Все запер, ключи у меня. Пришел – стоит. Сам дверь открыл своим ключом, замок цел. Я чуть с лестницы не упал, как ее увидел. Сначала подумал – глюки. А потом вижу, она вся в тине… Ну, кто полезет в болото доставать ее? Там же глубоко.
– Так. – Платон взъерошил волосы, но умной мысли в его голову все равно не пришло. – Если это третий отряд…
– Всю ночь дождь шел, в болото никто не полез бы.
– Знаю я там двух гавриков, эти бы полезли.
– Ну чего, сгонять за Максом?
– Погоди. Позови лучше старшего вожатого.
Андрей мрачно кивнул и поплелся из клуба.
Оставшись один, Платон забрался на сцену.
– Как же они ее дотащили? – прошептал он, обходя статую кругом. – Она тяжелая. И даже если там неглубоко, то они должны были здесь натоптать. А пол чистый. Да и сама она должна быть захватанной, но следов рук нет. Может, это не они тащили, а кто-то другой?
– Н-ну чт-то у тебя?
Голос старшего вожатого Володи прозвучал так неожиданно, что Платон присел.
– Черт, испугал, – перевел он дыхание. – Ты так тихо подошел, я даже не услышал.
– Г-говори скорее, – слегка заикаясь, сказал Володя, крутя на пальце большую связку ключей, – у м-меня дела.
– Да вот, статую обратно приволокли.
– Ого, – присвистнул Володя. – Д-думаешь, третий отряд?
– Она тяжеленная.
– До болот-та они ее донесли. Т-так же и обратно.
– Под дождем? Они грязные должны все быть, натоптали бы везде.
– Вот и с-смотри там. Всех грязных т-тащи ко мне. – Володя пошел к выходу.
– Статую куда? Сегодня малыши здесь в «Поле чудес» играют. Она мешаться будет.
– Н-найдешь, кто т-тащил, пускай они ее от-тносят обрат-тно.
Володя ушел. От расстройства Платон сплюнул.
Вот забота на его голову!
Четвертый корпус встретил его чистотой и порядком. Пол тщательно выметен, все ребята как следует умыты, аккуратно причесаны и одеты. Увидев это, Платон потерял дар речи.