Большая книга ужасов – 86
Шрифт:
– Кто там буянит?! – не выдержал Иваныч.
Мужик с бумагой вздрогнул и притормозил, как будто это ему, а Иваныч опять проделал свой фокус с самоуправлением коляской и выкатился у меня из рук, роняя на лету плоские упаковки колбасы. По дороге он зацепил тележку мужика, и высокая пачка туалетной бумаги услужливо шмякнулась мне под ноги.
– Валерий Иваныч, не шалите! – Я рванула за ним на своих шпильках, конечно споткнулась о бумагу, но устояла. Старик уже пытался вписаться в поворот между стеллажами, но что-то там не получалось, и я
Коляска плотно застряла между холодильником и коробками с газировкой, которые так любят оставлять в проходе работники супермаркетов. Иваныч сконфуженно прокручивал колесо, оторвавшееся от пола, и ворчал под нос.
– Кто там такой правильный?! – послышалось из-за стеллажа, и в проход вынырнули двое отморозков.
Старше моих, наверное, года на два, а мозгов уже нет. И совести нет: к колесу коляски уже подтекала вонючая лужа то ли пива, то ли кваса.
– Чего хулиганишь? – отважно спросил Иваныч, не переставая вхолостую прокручивать своё колесо. Коляску надо было только чуть приподнять и выровнять, но проклятая лужа уже натекла мне под шпильки, и если я упрусь ногой слишком сильно, мы, пожалуй, оба полетим в холодильник…
– Тебе какое дело? – Один был повыше, в дурацкой кепке с надписью «USSA» (тысячу лет таких не видела. А точнее, лет двадцать) и в какой-то цветастой толстовке, сшитой будто из бабушкиного ковра. Другой помельче и одет совсем легко: шорты, майка, шлёпанцы. Похоже, он живёт рядом, спустился на секунду в магазинчик и решил похулиганить. Только последний отморозок будет свинячить под себя. Его ж тут небось все знают!
– Ты, – говорю, – наверх посмотри. – Я включила самый спокойный воспитательский тон. – Там камеры. Сейчас придёт охрана и…
– Да никто не придёт! – Ковёр дёрнул на пол коробку с газировкой, которая перекрывала нам путь, банки шумно раскатились, дядька с бумагой пискнул из-за моей спины «Хулиганьё!». Я дёрнула на себя коляску – задний ход – и всё-таки поскользнулась в луже. Нога подвернулась, я лихо шлёпнулась на бок, мазнув носом по грязному колесу. Иваныч, почуяв свободу, опять схватился за колёса: не шевелись! Не хватало мне ещё попасть под коляску! Я успела вскочить под гогот отморозков прежде, чем Иваныч наехал мне на ногу.
– Никто не придёт! – продолжил Ковёр. – Нет никого, смотри! – Он поднял банку с газировкой и запустил в стекло холодильника. Банка отскочила и улетела назад в проход. Какая-то невидимая тётка вскрикнула «Осторожно!», и эти опять заржали.
– Нет никого, – пояснил маленький. – Гуляй не хочу! – Он цапнул ещё банку, отфутболил её под коляску. Она радостно прокатилась у меня под ногами, саданула по ноге дядьку с бумагой и замерла.
– Камеры есть, – не сдавалась я, потихоньку оттаскивая коляску по проходу назад. Иваныч не возражал: вперёд всё равно не проехать.
– Камеры, шмамеры… – Маленький взял очередную банку и запульнул ею в чёрный глазок на потолке. Конечно, не попал. Иваныч профессионально пригнулся, я присела за коляску,
– Да вызовите же полицию кто-нибудь! – подала голос невидимая тётка из-за стеллажей. – И где, в самом деле, охрана?!
Мужик с туалетной бумагой очнулся и, толкая свою тележку, прошёл за стеллаж в дверцу с надписью «Служебное помещение». Мы с Иванычем туда бы не проехали, пятились как дураки по проходу назад, пока не упёрлись в пустую кассу. К нам тут же вынырнула тётка с кошёлкой и маленькой собачкой внутри, прошла мимо нас и пропала за той же дверью.
– Я вам уши надеру! – рявкнул Иваныч.
– Кто там такой борзый? Сказано тебе: отдыхай! – Из-за стеллажа прилетел пакет овсяных хлопьев, красиво рассыпаясь в полёте, что-то грохнуло, погасла маленькая лампочка в глубине зала, а за дверью завопила та тётка.
– Я что-то не понял, дед! Тебе что, больше всех надо? – Ковёр шёл на нас, угрожающе размахивая пакетом чипсов, как будто это дубинка. У него был совершенно стеклянный взгляд, и он не реагировал на вопли из служебного помещения. Такого, пожалуй, коляской не остановишь… Довыпендривался Иваныч.
Я продолжала пятиться, утаскивая коляску, но Иваныч резко рванул вперёд. От неожиданности я отпустила ручки. Старик дотянулся до полки, ловко сдёрнул с неё за горлышко стеклянную бутылку. Короткий «тюк» о стеллаж, отбитое донышко падает на пол, выливается пенная газировка, Иваныч остаётся с «розочкой» в руке. Это тебе не пакетик чипсов…
– Ну иди сюда, дурачок, – он сказал это себе под нос, спокойно-спокойно, а я расслышала каждое слово, и спине стало холодно. Так, не сходить с ума!
– Там кто-то кричит! – Я кивнула на дверь, в надежде, что эти двое переключат туда своё внимание.
– Тебе-то что? – Ковёр ошарашенно смотрел на Иваныча, но близко не подходил.
Из двери пулей вылетел дядька с бумагой, за ним – женщина с собачкой. Собачка лаяла, но хоть эта орать перестала.
– Вызовите полицию! – Они проскакали мимо нас и выскочили за дверь, даже не притормозив в проходе.
– Да что здесь происходит?!
Иваныч отшвырнул «розочку», выругался, а я как загипнотизированная смотрела на лампочки в потолке. Они гасли. Нет, они притухали, как будто на них набросили чёрную тряпку. Постепенно, от двери служебного помещения и к нам, шло веерное притухание лампочек. И радио, точнее эта песенка… Я узнала её!
Из-за стеллажей вышел маленький:
– Оставь ты их…
– Чё? – Ковёр поднял голову, уставившись в потолок, Иваныч за ним. А пока я поняла что, Ковёр взвизгнул, шлёпнул себя по щеке как от комариного укуса, развернулся, вцепился в бок, в ноги, опять в лицо…
– Бежим, Ляля! – Иваныч дал задний ход, долбанув меня колесом, я ударилась о дверь, и так, пятясь, мы выскочили из магазина. Беспощадное боковое зрение всё-таки показало мне под столиком за кассой то, что осталось от кассира.