Большая книга ужасов – 86
Шрифт:
…Мог бы вообще-то и сказать, что здесь озеро. А я могла бы вообще-то и сама об этом помнить.
– Осторожно, – запоздало выдал этот за спиной. Голос был ровный, как объявление по радио. Он вообще умеет смеяться?
– Чуть не нырнула.
Выбралась, уселась на мостки, отжимая мокрые кеды.
– Мы здесь уже были, нет никого.
– Вижу… «Мы»?
Второй вышел из-за кустов в полушаге от меня, я вздрогнула и чуть опять не отправилась купаться. Нацепила мокрые кеды, ступила: хлюпает.
– Идите в лагерь…
– И не подумаю. В машине есть сухая обувь. Где вы уже были?
Этот
На озере не растут деревья, только вокруг, этот клочок неба, жалкий, метров пятьдесят в диаметре, я прекрасно видела, и он был тёмным. Не как ночью, но и на тучи тоже не тянет. Вот если бы небо заволокло в сумерках, вот таким бы оно было тогда. А ведь ещё даже не звали на обед.
– А чего так темно-то? – Я ни к кому особо не обращалась, но эти, кажется, только сейчас заметили. Они синхронно уставились в небо. Не знаю как смеяться, а удивляться Первый точно не умел. Второй смотрел вверх с открытым ртом, как все нормальные люди, если видят сумерки средь бела дня. У Первого вообще не менялось выражение. Он только повторил своё «идите в лагерь». Заело. Бывает. Я плюнула и пошла к машине переобуваться.
В лесу было темно как ночью, я шла, подсвечивая телефоном, и вспоминала, когда его заряжала в последний раз. Пятьдесят восемь процентов, пока живём. Дойду, надо включить фары и подсветить северную часть леса, где я ещё не искала. Будет хоть какой-то ориентир. До машины я добралась без приключений, даже успела достать сухие туфли (ну да, на каблуках, представительские, но выбирать не приходится), села, швырнула на пол мокрые кеды – и тут из лесу послышался крик. Кричали громко, с визгом и хрипами, как будто кого-то убивают. Кричал мужчина.
Глава VIII
Я прыгнула в машину и помчалась на крик. Кричали со стороны озера, явно кто-то из этих. Господи, что ж там такое?! На эмоции парни явно скупы – значит, не увидели чего, а сами… Если бы кого-то подстрелили, я бы слышала выстрел. Капкан? Ерунда, но, с другой стороны, тут ловили мишку… У детского лагеря? Ерунда – но что тогда?
…А на капкан похоже! Я волонтёрила в тайге, я видела, что делает с ногой медвежий капкан. Какой козёл его поставил у детского лагеря, вопрос отдельный, но суть в том, что тут любой завопит. Ох, не подъеду! Проеду сколько можно, оставлю машину с включёнными фарами…
Перед капотом возникла плотная стена сосен, я бросила машину и побежала к озеру, не включая фонарь на телефоне – фары отлично всё освещали. Уши ещё сверлил этот заунывный хор, он, по-моему, и не умолкал с тех пор, как я в лесу.
На берегу стояли почему-то три фигуры: одна у самого озера, две поближе ко мне. Та, что ближе к озеру, странно дёргалась, как будто под током, хлопала себя по бокам, словно убивая невидимую мошкару, и вопила. Те, что ближе ко мне, стояли как истуканы и молча смотрели. Они даже не вздрогнули от моих шагов, хотя я опять споткнулась и влетела в спину Петровичу:
– Ты чего здесь?
Он не ответил.
На его лицо падал свет фар, и я прекрасно видела вытаращенные глаза, пот и неровные передние зубы. Его одежда была чистой, только на лице проступали тоненькие царапины, как от кошки. Много-много, они алели бусинками крови и выглядели совершенно несерьёзно, парень хлопал по ним руками, хватал себя за ноги… От мошкары так не орут! Я шагнула к нему, светя телефоном под ноги: озеро, вода, песочек, ноги… Точно не капкан.
– Да что?!
– А чёрт его знает! – проснулся Петрович. – Эй!
Я опять глянула вниз: ну, в воду-то точно никто капкан не поставит. Петрович шагнул к парню, схватил его за руку, дёрнул к себе. Тот послушно шагнул как манекен, споткнулся, свалился на берег, да так и остался лежать, глядя перед собой пустыми глазами. Ноги его странно дёргались, как если бы он пытался сбросить ботинки, руки ещё хлопали по лицу и бокам, глаза… Ах, чёрт!
Тут завопила я.
– Да что с тобой?! – Петрович деловито сдёрнул с него ботинок, и я увидела серый носок с тонкими ржавыми полосками крови.
Петрович сдёрнул носок, подсвечивая себе телефоном. Первый взвыл, дёрнул ногой, выбил телефон. Второй очнулся наконец и, подбежав с фонариком, осветил эту жуткую ногу. Вся ступня, насколько было видно, оказалась покрыта тонкими царапинами, внутри которых шевелилось что-то живое.
Я включила свой телефон и поднесла ближе, думая, что мне показалось. Мельчайшие, как молотый перец, чёрные песчинки шевелились в ранках, проникая всё глубже, разъедая плоть до кости. Парень опять дёрнул ногой, лягнул меня в живот, и я полетела кувырком обратно в озеро.
Холодная вода накрыла с головой. Я хлебнула, вскочила, тут же навалился кашель, и несколько секунд я пыталась прокашляться, не сводя глаз с огромной орущей раны, которую теперь представлял собой Первый. Лица уже не было: царапины, такие же, как на ногах, покрывали его полностью. Одет он был плотно, но даже сквозь толстовку уже проступали полоски крови.
– Что это вообще?! – завопил на меня Второй. – Тащи йод!
Я даже не успела подумать, что он дурак, и рванула как миленькая в машину за аптечкой. Какой йод, зачем йод? Я тупо бежала к машине, собирая носками прошлогоднюю хвою (так и не обулась), радуясь, что хоть что-то делаю, а не стою просто так, как эти. Аптечка… В багажнике. Открыла багажник, больно оцарапалась шальной веткой. Нашарила аптечку, закрыла багажник, споткнулась о Сашку…
Сашка стояла у машины с таким невинным видом, что пристукнуть хотелось.
– Кто там так кричит, Ляля Евгеньевна?
– Этот… Марш в салон! – Несколько секунд я пыталась затолкать в машину девицу вдвое легче себя – и ни черта у меня не вышло. Сашка стояла намертво:
– Мне страшно, я лучше с вами!
– Нельзя со мной!
Она вывернулась и отскочила на несколько шагов:
– Я тогда вообще убегу.
– Останься в салоне, говорю! Там опасно!
– А здесь? – Сашка вцепилась в мою руку, держащую бесполезную аптечку. – Кто-то в капкан попал, да?