Большая культура

Пыхачев Антон

Режиссер не ответил и лишь сильнее увлекся зефиром. Вбежавший немедленно за этим театральный киборг немедленно отобрал у шефа сладости и принялся пичкать его пилюлями. Режиссер шумно капризничал, но глотал.

— И что? — спросил он, закончив с таблетками и вернувшись к шоколаду.

— Мы пошли на уступки. Хгъйорны пошли на уступки. Даже Обсидианцы пошли на уступки. Всего несколько лет переговоров и хартия «Ста миров» пришла к некоторому компромиссу. По крайней мере, вооруженных столкновений по недоразумению — пока удается избегать. Однако,

если вам вдруг вздумается показать «Макбета», прольется кровь и другие сходные по составу жидкости. Причем далеко не на сцене.

— Символично, — заметил режиссер. — Красивая постановка вырисовывается. Я оценил.

— Рад, что вы поняли.

— А на какие уступки пошли именно мы? Ну, там, скакать на одной ноге во время торжественных приемов, или ходить на голове?

— О! Хорошо, что напомнили! — Дмитрий угостил режиссера легкой улыбкой: — В основном очки. Большинство культур, с которыми мы вынуждены иметь дело, полагают неприличным открытый взгляд, как проявление крайнего бесстыдства, или опять же вызов. Вот, я приготовил для вас.

На поднос рядом с чайником Дмитрий положил пару огромных темных очков. Станислав Станиславович оглядел подарок с глубочайшим презрением. Киборг Саша напротив, понимающе закивал головой:

— Разумеется, маэстро! — защебетал он. — Это можно понять. Еще древние говорили, будто глаза — суть зеркала души. Логично предположить, что существа, культурное развитие которых шло по…

— Я понял, Саша! — рявкнул режиссер, и киборг сделал вид, что смутился. — Так что же? Моим актерам придется играть в этих жутких очках? В этих консервных банках!?

— Зато в штанах… — заметил Вязов, и добавил: — А также без вуалей, с возможностью не носить перчатки, не быть кастрированы, в одежде любых цветов, кроме фиолетового и василькового, не босиком, не будучи бритыми наголо, не будучи лишенными век, и… — пресс-атташе выдохнул: — с пятью пальцами на руках. И это лишь малый печень, скажем так, легко наблюдаемых уступок и корректировок который был выработан. Нам просто чертовски повезло, Станислав Станиславович.

— В чем же? — спросил с набитым ртом режиссер.

— Пресса не врет. Мы, действительно, теперь весьма влиятельны в галактике, чему немало способствую наши в первую очередь военные достижения. К нашему мнению вынужденно прислушиваются, и именно наши традиции и культурные, — последнее слово Вязов произнес, словно выплюнул, и повторил: — культурные обычаи были навязаны большинству представителей хартии «ста миров». Что не отменяет моей обязанности учитывать на этом трижды проклятом фестивале! вкусы и обычаи множества весьма разных и чрезвычайно вздорных… Скажем так, временных союзников. А учитывая, что ничто столь не постоянно, чем временное, я стараюсь не давать даже повода возмутиться или «неправильно понять».

Станислав Станиславович погрузился в сложное состояние. С одной стороны он горячо переживал за грядущее представление, и всячески готов был костьми лечь за театральное дело, которому

посвятил не только лучшие, но и прочие годы своей жизни. С другой стороны, его мозг обильно вырабатывал эндорфины, чему способствовало поглощение сладкой выпечки. Таким образом великий театральный гений балансировал теперь на грани душевного возмущения и безудержного счастья чревоугодия.

Находившийся тут же робот Саша, который обычно предотвращал неумеренное потребление вредной пищи своим шефом, в присутствии атташе лишь жалобно сверкал глазами.

— Так, что же нам делать?

— Ну, — Вязов медленно соединил пальцы перед собой, — Пожалуй, вам следует поставить пресное умеренно талантливое представление ни о чем.

Режиссер внезапно закипел:

— Умеренно талантливо! — загрохотал он. — На что это вы намекаете, голубчик? Запомните, молодой человек, Станислав Рогов не терпит умеренности! Если мои актеры не играют гениально, значит, они не играют вовсе!

— Да, я об этом думал, — сухо заметил Вязов. — Однако, дело заключается в том, что слишком талантливую игру актеров наши союзники могут счесть за способность к изощренному вранью. Многие из делегатов — менталы и эмпаты, то есть неплохо считывают настроения, текущие переживания и даже мысли. Не хотелось бы вводить их в заблуждение относительно нашей искренности.

— Вы издеваетесь?

— Нисколько.

— Вы требуете, чтобы мои гениальные актеры нарочно играли плохо? Да это же черт знает что! Прима! Моя прима! Сама Амалия Кротова… Блевала! Всю дорогу, чтобы усладить своим талантом…

— Я помню, — кивнул Вязов, — Но, полагаю, что вашим актерам хватит таланта, чтобы гениально сыграть актеров, которые во благо отечества играют плохо. Разве не так?

— Но!

— Попробуйте мармелад, — предложил Вязов, — Это вас успокоит.

Яростный рык режиссера постепенно сменился его аппетитным чавканьем.

Киборг Саша смотрел на Вязова с сочувствием. Тот, поймав взгляд робота, слегка пожал плечами и вопросительно поднял брови.

— Постановка ни о чем… — тихо повторил робот-Саша, — Возможно, нам стоит поставить детский спектакль? Утренник или легкую сказку.

Станислав Станиславович мученически закатил глаза.

— Легонькую… — добавил киборг.

Режиссер испустил тяжелый вздох.

— Примитивную. Про зайчиков. Попрыгайчиков. Я как нарочно упаковал с реквизитом несколько старых костюмов.

— Именно зайчиков? — дрогнувшим голосом уточнил Вязов. — Какое везение. Просто большая удача. Кажется, я уже упоминал сармитов — наших основных покупателей древесины… Обратите внимание на экран за моей спиной, сейчас выведу изображение их посла. Собственно, вот оно. Не поперхнитесь, господин режиссер.

— Ну, — после вдумчивого осмотра заключил робот-Саша: — Скорее, все-таки больше похоже на бобра.

— Зато уши! — воскликнул режиссер и решил уточнить: — И усы и нос! Скажите, Вязов, а их репродуктивная способность тоже…