Большая охота на акул
Шрифт:
В том бешеном пятнадцатом раунде ноги у Леона были как ватные, но и у Мухаммеда Али тоже, – вот почему Спинке победил.
Но тут никакого секрета нет, и еще успеется разобраться с вопросами эго и стратегии ближе к концу этой саги, если мы вообще до него доберемся. Солнце взошло, павлины орут в течке, и статья настолько далеко ушла от первоначального плана, что на сей раз ее не спасти, – разве только судебным постановлением судьи Картера, у которого есть незарегистрированный телефонный номер, настолько тайный? что даже Бобу Аруму быстро до него не дозвониться.
Поэтому нам остаются только неспешные раздумья Пэта Пэттерсона
Непонятные звуки из люкса Чемпа! Трудно поверить, но Пэт Пэттерсон знает, что он трезв как стекло и далеко не глух, поэтому опускает ключ назад в карман и делает шаг по коридору, тщательно вслушиваясь в шумы, уповая, что его подвел слух … Галлюцинации, издерганные нервы, что угодно, лишь бы не звуки незнакомого голоса… А ведь нет сомнений, это голос «белого дьявола» и доносится он из номера, где полагается мирно спать Али и Веронике. Бундини и Конрад должны были час как уйти. Но нет! Только не это: не Бундини, и Конрад, и голос какого-то чужого… Нет, еще и смех Чемпа и его жены. Только не сейчас, когда дела принимают крайне серьезный оборот!
Что тут происходит?
Пэт Пэттерсон знал, что ему делать. Он остановился перед дверью 904-го и постучал. Что бы там ни происходило, надо сейчас же прекратить, и сделать это – его работа, даже если придется грубо обойтись с Бундини и Конрадом.
* * *
Ну… Далее последовала сцена, настолько странная, что даже непосредственные участники не могут внятно рассказать, что именно там произошло… Но дело обстояло примерно так.
Едва мы с Бундини вышли со стратегических переговоров в ванной, как внезапно раздался стук в дверь. Бундини махнул всем замолчать, а Конрад нервно сполз по стене под большое окно, выходившее на заснеженную пустошь Центрального парка. Вероника, полностью одетая, сидела на двуспальной кровати рядом с Али, который растянулся на ней, до пояса прикрывшись покрывалом, совершенно голый, если не считать… Ну, давайте вернемся к тому, что увидел с порога Пэт Пэттерсон, когда Бундини открыл дверь.
Первым, кого он увидел, когда дверь открылась, был белый незнакомец с банкой пива в одной руке и дымящейся сигаретой в другой, который сидел по-турецки на бюро лицом к кровати Чемпа, – дурной знак, и с ним нужно разобраться немедля. От следующего, что увидел Пэттерсон, лицо телохранителя застыло восковой маской паралитика, а самого его отбросило назад в дверной проем, точно в него ударила молния.
Взгляд профессионального телохранителя задержался на мне ровно настолько, чтобы убедиться, что я пассивен и обе руки у меня заняты на те несколько секунд, которые ему потребуются, чтобы обшарить всю комнату и понять, что не так с его подопечным стоимостью пять миллионов долларов. И по тому, как Пэттерсон ворвался в комнату, и по выражению его лица я понял, что нахожусь на перепутье: стоит мне моргнуть, и моя жизнь изменится навсегда. А еще я знал, что грядет, и, помню, на долю секунды испытал неподдельный страх, когда взгляд Пэта Пэттерсона прошелся по мне и сместился к кровати, где сидела Вероника и лежало рядом с ней под покрывалом неподвижное тело.
Остановившееся мгновение напугало нас всех, в комнате воцарилась мертвая, наэлектризованная тишина, а после кровать буквально взорвалась,
Rolling Stone, № 264, 4 мая, 1978
ПОСЛЕДНЕЕ ТАНГО В ВЕГАСЕ: СТРАХ И ОТВРАЩЕНИЕ В ДАЛЬНЕЙ КОМНАТЕ
ЧАСТЬ II
Неистовый бред охотника за автографами… Угроза публичного помешательства… Пресс-конференция в женских трусах
Я переждал, пока не убедился, что Мухаммед Али и его свита сошли с самолета и входят в здание аэропорта, и лишь потом встал и, пройдя по проходу, уставился на стюардессу слепым взглядом из-за зеркальных очков, таких черных, что я сам едва видел, куда иду, – но не настолько, чтобы не заметить легкую насмешку в ее улыбке, когда я шагнул на трап.
– До свиданья, сэр, – чирикнула она. – Надеюсь, получится интересный материал.
«Ах ты, сучка. Надеюсь, твой самолет упадет в стране каннибалов…» Но эту мысль я оставил при себе, только горько рассмеялся и потопал по пустому туннелю к череде таксофонов главного вестибюля. Дело было в нью-йоркском аэропорту Ла-Гвардия, в половине девятого теплого вечера первой недели марта, и я только что прилетел из Чикаго – предположительно, «с группой Мухаммеда Али». Но вышло не совсем так, и я был опасно близок к утрате самообладания, пока я слушал длинные гудки в трубке: в вестсайдской квартире Хода Конрада никто не подходил к телефону… «Свинья! Сволочь лживая!»
К десятому гудку я понял, что сейчас начну дубасить все вокруг, если не повешу трубку до того, как завоет одиннадцатый… Но тут в трубке раздался голос, почти столь же издерганный, как мои нервы.
– Да-да, что такое? – буркнул Конрад. – Я чертовски спешу. Господи! Я как раз в лифт входил! Пришлось бегом возвращаться и брать трубку…
– ГАД ПАРШИВЫЙ! – заорал я, обрывая его сиплое бормотание и ударяя ладонью по жестяной стойке, – женщина в кабинке рядом со мной дернулась, словно по ноге у нее взбежала крыса.
– Это я, Гарольд! Я в Ла-Гвардия, и материал моей жизни летит к чертям, и как только разыщу весь свой багаж, поймаю тачку, найду тебя и перережу тебе долбаную глотку!
– Минутку! Что, черт побери, стряслось? Где Али? Не с тобой?
– Шутишь? – рявкнул я. – Да когда я представился ему в Чикаго, этот психованный гад даже не знал, кто я такой… Я выставил себя ПОЛНЫМ ИДИОТОМ, ГАРОЛЬД! Он посмотрел на меня так, словно я охотник за автографами!
– Да брось! – оборонялся Конрад. – Я все ему про тебя рассказал, мол, ты мой хороший друг и летишь одним с ним рейсом в Чикаго. Он тебя ждал.
– Хрень собачья! – завопил я. – Еще ты мне сказал, что он летит один. Поэтому я не спал всю ночь, задницу себе порвал, стараясь получить билет первого класса на рейс «Континентал», на который он сядет в О’Хара, потом я договорился с борт-экипажем между Денвером и Чикаго, позаботился, чтобы они забронировали два первых места и мы сели рядом… Черт, Гарольд! – зашептал я, внезапно на меня навалилась огромная усталость. – Какой дурацкий пунктик заставил тебя так со мной поступить?
– Где, черт побери, Али? – пропустив мимо ушей мой вопрос, завопил Конрад. – Я послал за вами машину! За вами обоими!