Большая реставрация обеда

Грошек Иржи

И спустя полтора века просвещенные бенедиктинские монахи обнаружили экземпляр за подписью Петрония. Аларих не растерзал его, как бобик тряпку; он не сгинул в руинах империи; его не уничтожил великий римский пожар шестьдесят четвертого года, великий римский пожар семидесятого года, великий римский пожар семьдесят третьего года и еще девять римских пожаров, которые потушили двенадцать брандмейстеров…

[В тысяча девятьсот девяносто девятом году я познакомился с человеком, которого не устраивала собственная жизнь. Представился он как господин N, но не собирался с этим мириться. Его разногласия с судьбой были скорее всего эстетического характера. Когда

в зрелые годы вдруг обнаруживается, что прожитая до половины жизнь не соответствует ни сущности, ни формам прекрасного. Да что там говорить – «прекрасного», когда не видится ничего более-менее сносного… Словно съел за завтраком гадость, которая отрыгается еще в обед, и оттого на любую пищу не можешь взирать без содрогания. Или время меняет стилистику божьих тварей, и вот уже ты не в состоянии излагать события последовательно, а тычешься, как щенок, в разные сиськи. Не соображая, что сука-жизнь все равно одна…

Словом, ничего аморального, с точки зрения уголовного права, этот господин не совершил. И даже десять библейских заповедей не нарушил, кроме – «не прелюбодействуй» и «не возжелай жену ближнего своего». Да и то не так часто, как хотелось… А вдобавок господин N никого не винил в том, что собственная жизнь казалась ему отвратительной. Только хотел от нее избавиться… Но не от будущей, а от прежней, и поэтому совсем не стремился покончить жизнь самоубийством…

«Хорошо бы мне быть писателем, – думал господин N, – да невозможно». Поскольку всякий толковый автор существует в двух измерениях – в обычной жизни и на страницах романа, которые рознятся как блондинка с брюнеткой, как самолет с подводной лодкой, как фартук с ширинкой. А то, что прекрасные стилисты – отъявленные негодяи, давно уж доказано. К тому же писатель – это, как правило, псевдоним, что, собственно, и заменяет этой сволочи фамилию…

Но, к сожалению, господин N не был ни автором, ни писателем, ни стилистом. И даже не ощущал, чем эти трое отличаются друг-друг-от-друга…

Тогда господин N безо всякого на то права придумал себе псевдоним «Йиржи Геллер» и стал размышлять, как ему жить дальше. Потому что с момента рождения и до сих пор [] образовалась лакуна, то есть пробел в тексте. А наряду с подобным несчастьем отсутствовал и сам текст, который обычно сопровождает писателя, как бобик – бобика. Как тузик – тузика. Как Йиржи – Геллера…

И вот в одно негативное утро, когда все на улице выглядит черно-белым, приехал господин N в Прагу и вечером познакомился с Вендулкой. Почти случайно, потому что Вендулка подыскивала богатого господина D, но была согласна и на N, поскольку сдавала в аренду не себя, а квартиру. Для этого предприимчивая девушка изобрела новый вид ретрорекламы. Ибо жеманные образы поражают мужчину в «десятку». Или – в «тысячу». Долларов, тугриков, фунтов. Тогда ему хочется флирта в жанрах рококо и барокко, а не постельных отношений в стиле хард-рок. О, эти романтические желания, за которые приходится платить в десять раз больше, чем пользуешься…

Вендулка растиражировала себя в образе «Крошки Фифи» с «лучшими воспоминаниями». И некоторые из ее подружек поступили аналогично, правда с разными целями. Кого-то интересовала мишень под названием «блуждающий кабан», кто-то просто заигрывал с молодым фотографом. Все это были подделки, но пользовались неизменным успехом у мужчин. Вот и господин N как праздный турист купил «ретроспективную» фотографию с Вендулкой и прибыл по адресу «Спальна улица, дом четырнадцать», дабы запечатлеть себя на этом «историческом» месте. Далее все было делом фототехники… Вендулка увидела из окна, как господин щелкает аппаратами возле дома четырнадцать, и затащила его в свой «музей», ибо других достопримечательностей на улице Спальна отродясь не было…

Итак, господину N понравилась Вендулкина квартира, как и сама девушка, которая в целях экономии не горела желанием выплачивать

налог с аренды. Поэтому сразу же предложила господину N считаться для окружающих «дядюшкой», поскольку на другие родственные связи ни мордой, ни возрастом он не подходил… Наш господин охотно принял Вендулкино предложение, как лестное. И разумное, поелику тоже не всегда платил налоги. Тем более что такое скоропостижное обретение родственницы навело его на определенную мысль… И для начала он в первый раз отрекомендовался Йиржи Геллером. После чего стал арендовать Вендулкину квартиру, имея в виду эту мысль как весьма перспективную.

Вскоре по адресу «Спальна улица, дом четырнадцать» прибыл и Густав Шкрета. Наш господин ошарашил его странными желаниями, но компенсировал это удивление своими возможностями. И Густав Шкрета за «энную» сумму согласился подобрать господину N новых фотографических родственников. Что, в общем-то, смахивало на коллекционирование. С Анитой и Янкой филокартист поддерживал, скажем, периодические отношения; с писателем он познакомился в пивнице «У старого Эдгара»; Вендулку предоставил господин N; а сам Густав Шкрета рассматривал себя в зеркале почти что ежедневно. И если не принимать в расчет «театрального фашиста» – чем не родственники?!

Когда же фотографический альбом был готов перекочевать к заказчику, у господина N возникла свежая фантазия – отобедать. Для чего он и пригласил своих новых родственников посетить историческую родину «Йиржи Геллера»…

Как мне рассказывал господин N, он всегда с пиететом относился к авантюрному роману. Особенно к «Сатирикону» Петрония, считая эту книгу основополагающей для всей плутовской литературы. И поэтому с радостью пожертвовал своим имуществом ради простодушного аферизма. Тем более что новую жизнь он собирался начинать на пустом месте и в свежем архитектурном стиле. Имея, впрочем, достаточно денежных средств на личном счете в банке… И если вы думаете, что Йиржи Геллер поджег свой дом с менее благородными целями, чем «гори оно все ясным пламенем», то вы его плохо знаете. Вот почему Вендулка решила, что «дядюшку» внезапно отравили. Тем более что «Жюльен» делается из грибов. Иначе подобный идиотизм она объяснить не могла. Эх, молодость-молодость… Да я в своей жизни совершал и более сумасбродные поступки, дабы избавиться от меркантильных особ… Ибо, когда у тебя ничего нет, ты многим особам становишься неинтересен.

Короче говоря, на званом обеде наш господин появился в маске, а кроме Вендулки и Густава Шкреты никто настоящего лица Йиржи Геллера не видел. «Как Нерон», – сравнивал для меня эти зрелища господин N, намекая на пристрастие римского императора к театральным мистификациям… В общем – отобедали… После чего господин N преспокойненько подпалил свой дом и отправился на железнодорожный вокзал, доверяя Густаву Шкрете вывести гостей с пожарища. «Как Нерон», – все сравнивал господин N, декларируя, что «Рим горел и нам велел!»

А между тем активный пособник данного мероприятия Густав Шкрета давно приобрел шесть билетов в одно купе и теперь выводил «родственников» с пепелища. Дабы успеть на фирменный поезд «Прага—Брно». Или «Брно—Прага» – это в какую сторону посмотреть. Янка, Анита и писатель Питер Устинов пребывали в подавленном состоянии, зато Вендулка и Густав Шкрета чувствовали себя превосходно, убеждая всех, что гибель Йиржи Геллера – темное дело. И лучше подыскать ему замену, при отягчающих вину обстоятельствах. Как то – пожар, отравление и непонятные родственники, которые сдуру могли бы рассчитывать на «богатое наследство». В общем, когда в купе появился и господин N, без маски, все принялись убеждать его стать Йиржи Геллером на полном «казенном» обеспечении. Вендулка согласилась оплачивать квартиру, понятно что – из денежных средств самого господина N, а Янка с Анитой вызвались «накарякать» за Йиржи Геллера роман, естественно что – руками писателя Питера Устинова.