Большая Сплетня
Шрифт:
Но я не из тех, кто отчаивается и отступает при первом сопротивлении. И методами обольщения владею виртуозно!
— Знаешь, всю ночь думал о тебе и оттого не выспался...
Хотя всю ночь отлично спал в своей новой, только что снятой квартире. К тому же не один — с аварийной подружкой на одну ночь. Которой я предварительно поведал о своих несметных капиталах, чтобы ее телодвижения на пике страсти стали более искренними, — что и произошло, к нашему обоюдному удовольствию. Как бишь ее зовут?..
— Хотелось бы увидеть твои глаза,
— Ладно. Завтра встретимся в ресторане, как всегда.
Как всегда... Увы, как всегда!
ОНА
Положив досье на Фукиса, я выскользнула из кабинета. Пусть мой начальник наслаждается отчетом про американца, который не жнет, не прядет, а только спекулирует на бирже своим нерусским происхождением и чьи котировки (имеется в виду как американец, так и происхождение) в последнее время высоки, как никогда.
Фу-у! Хорошо, что Ромшина сейчас нет на месте! В его отсутствие жизнь в отделе текла в темпе спринтерской черепахи.
Накрасившись, Губасова кокетливо выпятила губы, проверяя в зеркале качество их обрисовки.
— Интересно, а они спят? — обратилась она непонятно к кому, может быть, к своему отражению в зеркале.
— Кто? — спросили разведенки.
— Конечно, спят! — ответил Терехин, сладко облизнувшись. — Секс только цементирует деловые отношения.
Попик тревожно моргнул, оторвавшись от статьи про брачное сожительство аквариумных рыб.
— Хорошо же Ромшину! — простонала Губасова. — Нашел себе невесту — красивая, умная, богатенькая! Теперь ему и делать ничего не надо... Можно даже на работе не появляться!
— Ну и ты себе найди! — хмыкнул Терехин. — Красивого, умного, богатенького старичка!
Губасова обиделась.
— Мне, между прочим, всего тридцать шесть! — возмутилась она. — И старички мне не по возрасту! Я еще могу себе найти молодого и симпатичного... Миллионера!
— Знаешь, — съехидничал Терехин, — в твоей весовой категории молодых и симпатичных не бывает! Потому что, как правило, все молодые и симпатичные весят меньше метрической тонны.
Губасова обиженно надулась, алея свежевыкрашенными губами.
— Нет, один такой мне известен! — ввязалась я в разговор. — Это отец Якушевой!
Губасова победно посмотрела на Терехина.
— Вот! — фыркнула она. — Понял? Так-то!
А когда мужчины, посмеиваясь, отправились на перекур, навалилась грудью на стол, что должно было означать высшую степень интимности.
— Лид, а Лид, — простонала Люся. — Скажи по секрету... Как он в постели, наш Игорек? Наверное, о-го-го?
— И-го-го! — глупо хихикнули разведенки.
Я сделала попытку покраснеть, впрочем неудачную.
— Ну-у-у... — растерянно выдавила из себя.
— Ведь все знают, что между вами было... А я никому... Поделись, как он, а? — умоляла Тамара. — А иначе что она так на него запала,
Буду упорствовать в молчании — вспомнят про ревность брошенной женщины. Оставалось собственным топливом поддержать костер разгоравшейся сплетни...
— О-о-о! — Я восторженно закатила глаза.
Разведенки переглянулись. На их лицах было написано: мы так и думали!
— Так я и знала! — простонала Люся, затаив дыхание. — Вот бы попробовать!
— Хоть разок! — поддержали разведенки.
Я хохотала про себя, сохраняя совершенно серьезный вид.
Большая Сплетня питалась всем подряд — и откровенно несъедобным мусором, и отборными плодами тропических садов. Она была прожорлива и всеядна, как доисторический динозавр; с жадностью оголодалого зверя она поглощала свою ежедневную порцию немыслимых домыслов. Съев ее, она требовала еще и еще, она питалась мифами, явной ложью, порнографией и подлостью. Оставалось только пропихивать в ее бездонную пасть лакомые куски, вовремя отдергивая руку, чтобы она ненароком не сожрала меня самое.
Я гордилась творением рук своих — и я его стыдилась. Я отщипывала от себя куски, пытаясь насытить алчное чудовище. Я была как мать, собственным телом питающая ненасытное дитя.
Тогда как больше всего на свете мне хотелось его задушить!
— Ну да, да, — кисло произнес Витек. — Ну видел я этого Фукиса... Заявился однажды — такой рыжий, надменный... А потом исчез, наобещав с три короба.
— А кто опубликовал в «Коммерсанте» ту самую статью? — спросила я, наивно хлопая глазами. Хотя собственными ушами слышала, как секретарша Чигасова по телефону договаривалась с журналистом о встрече.
Витек зашнуровывал коньки — мне-таки удалось затащить его на каток.
— Не знаю, — раздраженно проговорил он, склонившись, отчего его лицо опасно побагровело. — И вообще глупость какую-то написали! В последнее время кто-то активно скупает на бирже наши акции. Узнавали через депозитарий: бумаги купили безвестные фирмы, зарегистрированные в офшоре. Чувствуется рука Фукиса: понял, что захват дешевле прямых инвестиций, и решил набить мошну...
Мы сделали круг по хрупкому, сочащемуся светом льду, и только после этого я с притворным вздохом произнесла:
— Дана страшно огорчилась, узнав о статье...
— Вот как? — встревожился Витек.
— Да... Обними меня за талию, — попросила я, — хочу, чтобы мы были как фигуристы на Олимпийских играх.
Скрепя сердце он согнул руку таким широким крючком, в котором поместились бы три талии, подобные моей, при том что в излишней худобе, знаете ли, меня трудно обвинить.
— Акции поднялись, на рынке ажиотаж... Сомневается: то ли отказаться от своих планов, то ли продолжать...
— Как это отказаться? — возмутился Витек, подозрительно быстро отпуская мою талию на свободу. — Ведь Ромшин обещал мне...