Большая Сплетня
Шрифт:
Но, одержимый благоразумием, я занял выжидательную позицию. Один взгляд и один разговор — это, в сущности, так мало...
«Нет, надо поскорей от нее избавиться», — только и успел подумать я, ныряя в уютное логово вязкого сна с головой.
Конечно, я, опытный ловелас, поднаторевший в искусстве любовных пассов и интимных офсайдов, не мог не разглядеть той тонкой, незаметной чужому взгляду прелюдии, которая при всем многообразии подводных путей ведет к одной-единственной, одинаковой для всех цели — той самой цели с точкой секундного наслаждения
Что ж, если это действительно так, почему бы мне не подыграть ей. Семя ревности удачно упало на почву обманутого ожидания, обильно удобренную в ходе предварительной подготовки. Зерна неуверенности посеяны на опасном склоне женской обиды. Надежда на взаимность спрятана за твердолобой броней общих интересов. Но радоваться рано, нужно выяснить — не обманулся ли я. Не ошибся ли, приняв полночный разговор за то, о чем мечтал больше жизни?
Я должен быть осторожным, должен выверять каждый шаг. Лобовые атаки ей претят — значит, нужно двигаться обходным путем. Пусть Большая Сплетня сделает за меня то, на что не отважусь я сам...
Я с нетерпением ждал нашей обеденной встречи.
А она не пришла.
Злой как черт, я вернулся в отдел. Наорал на Тамару, когда та сунулась ко мне с бумагами. Терехина в сердцах обозвал болваном, а Попику напомнил, что у нас платят деньги не за изучение статей об аквариумных рыбках, а за нечто иное. Например, за составление прогноза по рынку олова, который я жду не дождусь от него вот уже вторую неделю.
Собирался от души накричать и на Лилееву, но ее не было на рабочем месте.
— Где Лилеева? — хмуро осведомился у Губасовой, чье декольте приняло в последнее время столь угрожающие размеры, что грозило психическому здоровью мужчин нашего коллектива.
Губасова, надувшись, вызывающе качнула грудью.
— Лилеева? — переспросила демонстративно, хотя до сих пор не была глухой. — Кажется, ее вызвала Железная Леди... Ой простите, Есенская.
— Кто? — переспросил я, хотя до сих пор глухим тоже не был. И тут же поинтересовался: — Зачем?
Губасова язвительно улыбнулась:
— Вот уж не знаю, наверное, у них дела!
И, решив, что я ранен ее колкостью в самое сердце, удовлетворенно плюхнулась на стул.
Вечер я провел в тревожных раздумьях. Мысли скакали с Леди Ди на не то Веру не то Люду, потом вновь возвращались к Лилеевой. Зачем она ходила к Эльзе? Какие у них могут быть дела?
Вечером телефон Лиды не отвечал. Трубку поднимала бабка. Она дребезжаще кричала «алле», после чего я трусливо нажимал на рычаг. Позвонил на сотовый: механический голос в трубке добросовестно сообщил, что телефон абонента заблокирован.
Лида была
В приступе бешенства я ударил по столу. Ребро ладони заныло от удара. Дерево отозвалось глухим потревоженным звуком.
— Все они суки, — просипел я в ярости, усиленной беспомощностью и болью. И нынче же вечером решил немедленно вышвырнуть не то Лену, не то Олю из своей жизни. Избавиться от нее в преддверии перемен в собственной судьбе.
Но так и не смог на это решиться.
Она мурлыкающе прижалась ко мне.
— Вчера было здорово, — произнесла, механически растирая челюстями мятную жвачку.
— Знаешь, я не в настроении! — мерзким тоном заявил я, отодвигаясь от нее. — И вообще...
Сейчас выдам ей по первое число! Скажу, что мне обрыдли ее тряпки, разбросанные по комнате, гора тарелок на кухне, ватные шарики с остатками косметики на подзеркальном столе, потеки туши на раковине, надоело ее послушное тело, ее животное тепло, ее пряный запах, уничтожающий мое одиночество и делающий меня ручным и податливым. Надоела трескотня по телефону, ее невкусные бутерброды и, главное, ее нелюбопытство относительно моих чувств. И любопытство относительно содержимого моего кошелька. Надоела ее постельная покорность, ее пододеяльная виртуозность, ее смазливость, наконец, надоела ее манера одеваться, двигаться, жевать, смотреть в окно, дышать, жить, говорить, думать, не думать...
А потом, нахмурясь, осведомиться: «Тебе помочь собрать вещи?» Бросить в сумку ее тушь, помаду, дезодорант, початую пачку прокладок, нежность, глупость, нетребовательность, преданность, ее саму... Как, кстати, ее зовут? Не то Лера, не то Вика... Не то Даша, не то Люда... У нее сотня имен, сотня лиц, сотня тел — она принимает любой облик, какой я захочу. Может быть, ее и нет на самом деле?
Нет, она была. Она есть.
Потягивая кока-колу через переломленную в талии соломинку, она удивилась:
— Странно, но с другими у меня было все не так.
— А как? — вынужденно поинтересовался я.
— Так себе. Фигово. Как у всех.
Ее слова вдруг смягчили меня. И теперь я уже не мог вот так, с бухты-барахты выкинуть ее из своей жизни. У нее было против меня действенное орудие — ее глупость.
— Кстати, тебе кто-то звонил днем, — невпопад добавила Лена. Да, ведь ее звали Лена. Определенно Лена! — Какая-то девица. Я сказала, что тебя нет дома.
— Зачем? Зачем ты подняла трубку?! — заорал я. — Я же тебе сто раз говорил, чтобы ты не... — Осекся.
Дурак, я ни разу не подумал о такой возможности: Леди Ди, позвонив мне домой, попадает на это тупоголовое существо, которое наплетет ей с три короба про наши отношения.
Лена (а это была Лена) надулась.
— Ты что, стыдишься меня? — спросила напрямик. У, эта пролетарская прямота! — У тебя еще кто-нибудь есть?
— У меня никого нет, но трубку брать незачем, — сурово парировал я. — А если это была квартирная хозяйка? Узнает, что вожу сюда неизвестно кого... Или мама... Начнутся вопросы, разговоры, попреки...