Большая судьба

Федоров Евгений Александрович

И это чудо из чудес, эту сложную скульптурную группу, очень искусно и в короткий срок выполнили литейщики и чеканщики Александровского чугунолитейного завода.

"Как жаль, что сейчас нет здесь Иванки Крылатки. Он бы непременно пленился гением творцов этого ансамбля!" - подумал Аносов и опять, очарованный, затих перед возведенной Александровской колонной. Какая соразмерность и легкость в этом творении искусства! А между тем страшно представить себе огромную тяжесть, которая крылась в нем. Ствол колонны, представляющий единый гранитный

монолит, весил тридцать шесть тысяч пудов. На большой высоте вознесся ангел с венком победы. Снизу казалось, что ветер прижимает его одежды к телу. Скульптуру ангела выполнил Орловский. Подножие колонны украшали бронзовые барельефы на воинские темы...

Не хотелось уходить с Дворцовой площади. Медленно двинулся Аносов по Мойке к Марсову полю. Две-три сотни шагов, и вот уже Зимняя канавка тихая и глухая, а против нее квартира, в которой недавно жил Пушкин. Прижавшись к чугунной решетке набережной, Павел Петрович снял фуражку и долго созерцал темные пустые окна осиротевшего жилья.

Аносов на минуту прикрыл глаза, прислушался к шагам одинокого прохожего. И ему почудились шаги Пушкина. Вот он проходит в темной крылатке и в цилиндре, постукивая о каменные плиты тростью. И до того было ярко это ощущение, что казалось: стоит открыть глаза, и перед ним пройдет живой Пушкин...

С грустью покидая это место, Аносов побрел дальше, к Марсову полю, обрамленному садами и величественными зданиями. Вот памятник Суворову. Позади в гранитных берегах медленно течет Нева, а за Лебяжьей канавкой раскинулись тенистые аллеи Летнего сада. Среди вековых лип высился золотой шпиль Инженерного замка, а впереди был простор, на котором происходили парады.

Но на Марсовом поле среди превосходных садов происходили не только парады, - Николай I устраивал тут и экзекуции. Провинившихся солдат прогоняли по "зеленой улице".

Прочь, прочь отсюда!..

Аносов вернулся к набережной и пошел вдоль Невы. Куранты Петропавловской крепости пробили одиннадцать часов, а над Петербургом всё еще разливался серебристый свет. Высокий шпиль крепостного собора сиял мягким блеском зари. Начиналась белая ночь...

Со смутным чувством тревоги Аносов вернулся на квартиру. Тихо прошел он в отведенную ему комнату и улегся отдыхать. Но в окно глядела светлая полоска неба, нижний край которой вспыхнул золотой каймой. Загоралась утренняя заря, спешившая сменить вечернюю...

На другой день в полдень Павел Петрович направился в Горный корпус. Он захватил с собой заветную полоску булата. Секрет ее, несомненно, заинтересует ученых. Один конец этой полоски закален так, что крошит своей твердостью лучшие английские зубила, другой - отпущенный - мягкий, словно железо. В одной пластинке два качества: булат и мягкое железо. Но этого мало - полоска обладает еще и сильными магнитными свойствами. Тут было над чем поразмыслить.

В раздумье он дошел до величественного здания, перестроенного Воронихиным. Вот широкая лестница, знакомые скульптуры,

над которыми возвышался фронтон с барельефным фризом.

Волнение охватило Аносова. "Сейчас Захар распахнет дверь, бросится на грудь!" - подумал он и взялся за бронзовую ручку...

У порога стоял бравый усатый служитель в синем мундире. Увидев полковника горной службы, он вытянулся в струнку.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
– молодцевато приветствовал он и спросил: - Сынка желаете определить?

– Да нет, в гости пришел!
– ответил Павел Петрович.
– А где же Захар?

– Позвольте спросить, какой Захар?
– с недоумением посмотрел на него служитель.
– Таких тут не значится. Я уж тут десятый годок выправляю службу, что-то не упомню такого.

– Да его все питомцы Горного знают. Неотделим от Корпуса...

– Извините, когда это было?
– вежливо спросил служитель.

И тут только Аносов вспомнил, что это было давно, двадцать три года тому назад. Он смущенно сказал об этом. Унтер усмехнулся и вымолвил:

– Да он, ваше высокоблагородие, давно на погосте успокоился. Шутка ли, столько лет прошло...

Пусто и нехорошо стало на душе у Аносова. В это время навстречу ему по лестнице спускались два кадета. Один из них, высокий и стройный, приветливо обратился к Павлу Петровичу:

– Вам директора?

– Мне безразлично кого... Просто хочу увидеть коллег, классы... Давно, очень давно, я учился здесь...

Юноши переглянулись, и старший быстро спросил:

– Кто же вы?

– Горный инженер Аносов. Мое имя ничего не скажет вам, - скромно ответил Павел Петрович.

Но тут неожиданно совершилось то, что глубоко взволновало его. Кадеты разом оживились и бросились вверх по лестнице.

– Господа, к нам приехал господин Аносов!
– закричали они.

На площадку высыпала толпа кадет, вышли и воспитатели. Они окружили Аносова, жали ему руки.

"Нет, я еще не забыт здесь, - с облегчением подумал Аносов.
– Мои труды сделали меня здесь желанным гостем!" - Павел Петрович обнял двоих кадет за плечи и так пошел с ними вперед, в знакомые залы. Всё сохранилось на своих местах. Среднего роста блондин с бледным лицом почтительно представился ему;

– Илимов, физик...

Простое, открытое лицо. Такие люди отличаются честностью, и Аносов сердечно пожал протянутую руку.

Павла Петровича провели в спальные. Вот в углу коридора на козлах барабан. На нем бьют зорю. За порогом - выстроенные в ряды кровати. Когда-то малышом и он спал здесь, мечтая о горной службе. Каждая мелочь приводила его в умиление.

Незаметно прошли два часа. Аносова подвели к сухопарому, с рыжеватыми баками господину. Кто-то сзади шепнул:

– Академик Гесс!

Павел Петрович поклонился и назвал себя. Ни один мускул не шевельнулся на лице ученого. Он скучающе поднял вылинявшие глаза и промямлил: