Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)
Шрифт:
Моя быстрота принятия решений, как известно, является непревзойденной: в доли секунды я обоими ногами по тормозам, руками руль туда сюда, машина вот уже развернута— и коксу!
Однако настигают они нас, орут в матюгальник, бьют прикладами по ребрам, ставят полураком с руками на бампер и ногами как можно шире… впрочем, нет. Тогда еще времена были вегетарианские, и дело происходит так: отбирают ключи, запихивают в рафик, учиняют допрос. Плакали мои права, думаю я (нужно ли пояснять, что сел я в ту ночь за руль будучи в нетрезвом состоянии), —
— Это сейчас всё просто — дал денег, и можешь, подобно БГ,
двигаться дальше,
но я же повествую о временах лютой социалистической законности. И вот: Артурку — Струкова А., иначе сказать — протоколируют (почему-то начали именно с него), мы с Богой — то есть с Богомяковым В. — удрученно сидим, ждем своей очереди. Тут-то меня и осеняет. Я отзываю майора в сторону и со всей строгостью его спрашиваю:
— А вы, вообще, товарищ, отдаете себе отчет, кого вы задержали?
— Кого-кого — трех пьянчуг, — говорит майор, но в голосе его нет прежней уверенности. — А что это вы, собственно, имеете в виду?
Я многозначительно поднимаю вверх палец:
— А то, что человек, сидящий на заднем сиденье вашего драного рафика, — ни кто иной, как… — и я называю имя, а главное, отчество и фамилию этого человека.
Майор потрясен, но желает убедиться. Спотыкаясь — утомлен и взволнован, сами понимаете! — бегу опять в рафик, «блин, — думаю про себя, — ну ведь наверняка у Боги нет с собой паспорта, не в Москве ведь.»
Но по счастью, документ у Вовыча есть: только что он получил удостоверение какого-то председателя — Центра Содействия Общественной Инициативе, что ли. И — будьте нате! Вот печать, вот фотокарточка, а вот и главное — Ф.И.О. крупными буквами. Бога попытался сопротивляться: неудобно это… нехорошо…
— А мои права? — напомнил я ему. — А народ, который нас у Тишкина ждет, погибая от жажды?
Последний аргумент подействовал, Бога со вздохом отдал мне заветные корочки. После чего всё стало происходить как положено: вежливый сержант усадил нас в мой собственный жигуль на заднее сиденье, сам сел за руль и доставил нас прямехонько к Тишкинскому подъезду. На прощание он беззлобно погрозил нам пальцем, сел в экскортировавшую нас «канареечку» с мигалками, и они, вопия во мраке, умчались обратно в свою засаду. Переживший унизительную процедуру допроса Артурка, тяжелое уныние которого сменилось эйфорическим возбуждением, дерзко прокричал им вслед «Фак ю!», а затем проворчал:
— Эх, зря ты их отпустил, Вовыч! Пусть бы сначала машину помыли.
Минут через десять Богомяков В. со Струковым А. вновь отправились к цыганам, пешочком. И вернулись, естественно, не с пустыми руками. Разгружаясь, Артурка загадочно спросил:
— Алексей, угадай, мы — кто?
— Ну?
— Лед под ногами майора!
На этом пока все — апрель 1996 + осень 1996 же.
Продолжение — следует.
II.
20.4.98 10:36
Вот что следовало бы сообщить еще о Б., если бы у меня было время и силы на это.
1.
Историй
2.
Сам В.Богомяков весной 1996 написал для этой книги свое краткое жизнеописание, и очень интересное и смешное (а также и вообще очерки жизни жизни города Тюмени 1960-70-х годов) — все это погибло в угаре безумия, царящего в нашей жизни.
3.
Из (увы, крайне нерегулярной, по 1-2-3 письма в год) моей с В.Богомяковым переписки мне известно о следующих переменах в его жизни в 1990-е годы.
а: вот уж около 5 лет он женат на некоей Марине Чистяковой, и имеет помимо двух вышеупомянутых сыновей теперь и третьего;
б: около 4 лет он совершенно не употребляет алкокольных напитков;
в: пишет докторскую диссертацию на богословские темы;
г: является работником и одним из главных, так сказать, перьев «Сибирской Православной Газеты», а также преподает историю религии в одной из тюменских гимназий, а также еще подрабатывает разными бессистемными заработками, которые описывать долго.
4.
Еще осенью прошлого года он мне все обещал прислать свои сочинения 1990-х годов — да так и не прислал. Вот поэтому, раз так, некоторые из его стихов 1980-х, отобранные на мой собственный вус.
РАЗЛИЧИ НЕЯРКИЙ СВЕТ
Различи неяркий свет,
Наполняющий предметы.
Сколько горя, сколько бед
Мнят в предметах экзегеты.
Я и сам из их числа.
Гибель в веточке почую.
Кровью ягода кисла.
В доме, как в гробу, ночую.
Ну, а если о словах —
бездна, липок страх, разруха.
«Цапфа», «цанга», «шлиф» и «шлях» —
Шприц, познаемый в глубь уха.
Но в предметах есть и то,
Что прельщает нас и дразнит.
Пусть не радость, пусть не праздник:
Перчик, огонек, энзимчик,
Внутренний микрогрузинчик.
Но в предметах есть и то,
Что несет нам соне и тяжесть,
Сытую отрыжку, вялость
И свиную тупизну,
Толстых ляжек тяжесть, вялость,
Сыток и зевок ко сну,
И приятную усталось,
Погруженность в теплоту,
Отупенье, темноту,
И, наверно, в Абсолют,
Если про него не врут.
Кроме это всего
Есть в предметах свет неяркой.
Видеть начись его.
ПЕСНЯ СТАРОГО КУКАНЩИКА
Есть какуны, безжалостны, как пламя,
Когда движенье плавное прервав
Посуду бьют, простреливают знамя,
И метрдотеля запирают в шкаф.
И вот ведут, ведут на кукен-кракен,
Подтылкивая вилкой, чтоб быстрей,