Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках), Немиров Мирослав Маратович

Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

на обложку

Немиров Мирослав Маратович

Шрифт:

Ретранслятором астральной энергии, которая использовалась в этом злодействе, была Луна, которая, как известно, является иудейской планетой и хранилищем иудейского астрала, об этом еще Пифагор говорил.

И все начинается по новой: раскулачивание, рассказачивание, Великий Перелом, и так далее: новая волна геноцида русского народа.

Но опять находится тот, кто подхватывает выпавшее русское знамя: простой честный русский человек Иосиф Виссарионович Сталин.

И, когда мировое еврейство уже вовсю торжествует победу, он, прикидываясь до поры до времени дурачком, выжидает,

после чего наносит внезапный решающий удар: 1937-й год, когда он под корень изводит все еврейское НКВД — Бермана, Фриновского, Бабелей и им подобных, восстанавливает исконно русские традиции везде, где только может, что позволяет ему победить Гитлера, а уж после войны дело совсем полностью направляет к восстановлению православной монархии, на что ему не хватает, может быть, года — не дожил.

Так рассказывал Алексей Михайлов простодушным тюменским деятелям рок-музыки, и, потрясенные масштабами и поразительностью открывшегося им тайного знания, все они и —

Что значительной части их них все это и до сих пор —

На этом пока хватит об А.Михайлове — 14 ноября 1997, 15.40

Также смотри сообщения Антисемитизм, Богомяков В., Летов Е., Максименкова А., Первый фестиваль…, и пр.

Михайлов, Константин

Есть такой в городе Тюмени.

Является врачом-психиатром.

Кроме того, пишет стихи, которых довольно немалое количество людей является ценителями: например, с восторгом расхваливал мне творчество М., будучи у меня как-то раз в гостях, такой далеко не лоховатый в поэзии человек, как Мандрика Ю. (см).

И, конечно, следовало бы не мудрить, да их тут и напечатать — увы! Пертурбации безумной жизни, наличествующие в нашем дому, привели к полному уничтожению летом этого года полностью всего моего архива — рукописей, картинок и проч., и проч., накапливавшихся у меня лет так 15. Двенадцать мешков рваной бумаги было отправлено на помойку! Среди них были и стихи К.Михайлова.

Так что — если кто их мне пришлет, я их напечатаю. Ибо се есть один из фокусов, замысленных в ходе замышлевания сего издания: под видом «энциклопедии» — и притом действительно осуществляя и её — также и издавать литературный альманах со стихами и проч.

27 ноября 1995 года, понедельник, 6.17 вечера: редкий случай за последние уже много месяцев, когда я бодрствую днем. И, возможно, действительно перейду на дневной образ жизни. Что ох было бы хорошо!

Моисеев, Борис

Для того ли Менделеев сзобретал,

для того ли были Чехов и Некрасов,

чтоб пидрилла как хотел, так пидарял?

Чтоб пидрили как хотели пидарасы?

Для того ли Заболоцкий срок тянул,

для того ли был Столыпин дан Рассее,

чтобы как кому хотел, тому и вдул

посеред телеэкрана Моисеев?

Нет, козлы! Совсем не для того!

Кто не пидор, понимает сразу всяк,

Что совсем ведь для другого для чего:

Для того, чтоб был сплошной везде ништяк!

1997. апрель Также см

в «Тюменской энциклопедии» статьи Семаковка, Пидарасы, Хайдарыч.

Стихотворение, конечно, отнюдь не является шедевром. Но оно имеет для автора историческую ценность, и вот она в чем. Оно сочинено весной 1997.

Стихов я к тому времени не писал уж около пяти лет: тиражировать всю оставшуюся жизнь однажды найденные приемы и принципы — и чем дальше, тем конечно, все более вяло и уныло — я полагал западлом — я не какой-нибудь Б.Гребенщиков позорный! — а писать как-нибудь по-иному у меня не получалось: инерция выработанной манеры любой замысел после первых трех строк сносила в набитую колею И я тогда решил это дело на фиг прекратить и стал заставлять себя направлять движение внешних импульсов в то, чтобы они текли по руслу прозаического построения, которое я стал упорно осваивать. И пять лет. с лета 1993-го, я исключительно этим и занимался, и написал, прямо скажем разного всякого — до хрена.

В результате к весне 1997 года дела мои обстояли следующим образом все мои прозаические сочинения оказались написанными в таких хитроумных и специфических жанрах, что продавать их каким-либо журналам или издательствам в обозримом будущем не представлялось невозможным никак, меже тем все бывшие до того источники денег иссякли полностью и совсем, и автор этих строк пребывал в состоянии полного отчаяния, описание которого см в сообщ «Знамя» И получалось в очередной раз совершенно верной известная мысль о том, что

И не захочешь романтизма — так жизнь заставит

И получалось так, что жизнь заставляла снова становиться на этот путь романтизма сочинять стихи, пусть и не являющиеся тем, что —, но зато на стихи-то я как раз отлично представлял, как прожить не Гельман какой-нибудь, так Сорос, не Сорос, так какой-нибудь Штутгартский или Амстердамский центр изучения русской литературы выдающемуся русскому поэту пропасть точно не дадут, нужно только почаще появляться пьяному в публичных местах, типа редакций и вернисажей и вопить погромче стихотворение тотального протеста

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй!

Хуй! Хуй! Хуй! Хуй

и тому подобные. (Стихотворение тотального отрицания и протеста!)

Уж если Бреннер с Осмоловским да с Ильей Китупом себе вполне на заграничную жизнь зарабатывают выдаванием себя за представителей искусство поэзии, то у ж я-то!

Тем паче, и друзья-художники меня именно к этому все последние годы подстрекали: брось ты, говорили, писать — бесплатно! — про тюменских дураков, так ведь и погибнешь в голоде-холоде, и твои, кстати, тюменские дураки и стакан похмелки не поднесут, да еще и нос сморщат — фу, пьянь — ибо любят тебя только пока и доколе ты известный московский автор; а иди ты, убеждали они к нам, сыт-пьян будешь, и нос в табаке. И делать нечего, подобно пресловутому горбуну Ричарду III, воскликнув

И я решил тогда стать подлецом.