Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

Немиров Мирослав Маратович

Вообще же, стихотворение довольно халтурное — крайне приблизительные рифмы, дурная патетика…

Не доведено до ума: автор поленился.

К тому, что объявлено в заголовке данного сообщения, стихотворение это имеет следующее отношение.

В течение 1980-х годов автор этих строк был представителем того течения общественной мысли, которое утверждат, что причина всех бед России и русских от крепостного права и советской власти до плохих дорог и склонности к запойному пьянству лежит в нас самих: в особенностях русского национального характера и склада ума. И

что пока мы, русские, не осознаем этого и не станем на путь исправления — так всегда и будет: то недород, то Жириновский.

Теория, вообще говоря, мало популярная в городе Тюмени, и квалифицируемая тюменским населением как русофобия.

Собственно, автор этих строк, вот единственный, кто здесь и был такой русофоб.

Сильно ему все, что он наблюдал вокруг, ох, не нравилось: холод зимой, жара летом, непролазная грязь весной и осенью, безумные расстояния от любого пункта А до любого пункта Б., менты, гопники, паспортная система, тулупы, фуфайки, водка, общаги, казармы, История КПСС, и проч., и проч., и проч. Вплоть до собственной персоны, которая нет, чтобы —, а только и знает, что нажраться водяры да и ну проявляться в полный рост то Федором Павловичем Карамазовым, то и вовсе каким-нибудь Лебезятниковым.

В 1985-87 гг. он в этом и видел главную причину неправильности своей жизни: в том, что вокруг — Россия, и он сам — русский.

В 1989-91 годах стало так: друзья в лице Ю. Шаповалова, А. Струкова и др. давай автора этих строк за это стыдить, давай давать читать ему журнал «Наш Современник» и аналогичные, откуда он и узнал: все наоборот: русские — самые что ни на есть молодцы, а в том, что все не так, виноваты коммунисты и евреи.

Тут я тоже давай являться патриотом, и даже патриотизма ради изо всех сил стал пытаться Есенина с Рубцовым полюбить.

Но ничего не выходило: ни Есенина, ни тем паче Рубцова, ни вообще ничто русское я полюбить никак не мог себя заставить. Ни русскую еду — щи, кашу, репу и редьку; ни русскую одежду — лапти, онучи, армяки, зипуны; ни русскую природу — курные избы, скудные селенья, сырые леса и серое небо; ни русское, как уже говорилось, искусство; ни русских брысых отроков в посконных рубахах, ни —

С ужасом я все больше и больше подозревал, что видать есть, есть во мне все-таки прожидь, которая от всего этого меня и отвращает.

Но меня моя птичка успокоила:

— Да ты просто другой русский! — сказала она мне. — Русские-то — разные бывают!

Тут я и вскинулся: точно!

Бабка моя, например, донская казачка-староверка — она тоже всего этого терпеть не может!

Ибо это все — кацапство!

А мы — казаки!

После такого рассуждения я успокоился и стал все вышеперечисленное не любить со спокойной душой.

24 ноября 1995, пятница, 4 утра.

(Среди пертурбаций, кипевших в нашем доме на этой неделе, помимо прочего было еще и выбито окно. А на улице, между прочим, вот уже месяц — зима в полный рост. Так-то.)

2.

Стихотворение же как раз и относится к тому периоду, когда я честно старался быть патриотом и все русское любить, а русофобов — изобличать.

Рыбьяков,

Кирилл

Еще один россиянин из города Тюмени. Наиболее известен в качестве автора и исполнителя песен рок и возглавителя многих групп, её играющих.

1986: поступает в тюменский университет на филологический факультет. К тому времени — автор уже нескольких тысяч песен; так о том утверждает он сам, и дальнейшая его деятельность на рок-ниве позволяет этому верить: во всяком случае в 1986-87 гг. сочинять по три десятка песен за день для Р. — совершенно нормальное явление.

В университете знакомится с Крыловым Ю., в то время — видным деятелем тюменского рок-движения; совместно они образовывают группу «Крюк», которая примыкает к возглавляемой в это время Р.Неумоевым и, заочно, письмами из надымской ссылки М.Немировым, «Инструкции по Выживанию».

В течение осени того же года «Крюк» сливается с «Инструкцией» в некий труднорасчленимый конгломерат, где все сразу играют всё сразу.

1987, зима: жизнь складывается так, что к удивлению всего человечества, обнаруживается, что находится место, где можно брать да и записываться: через пульт, и с наложениями, и со всеми прочими причиндалами — электрические песни, и даже с барабанами!

Что и делается.

Довольно немало песен, действительно, записывается.

Что приводит к глубокому неудовольствию Неумоева Р.: вследствие чудовищной плодовитости Р. три четверти записываемых песен есть песни рыбьяковского сочинения! На запись песен, сочиненных Неумоевым Р. просто не остается времени!

Не менее неудовлетворенным, впрочем, оказывается и Р.: песни сочиняет — он, а поет их, и всем командует, и красуется на сцене — Неумоев Р.

Справедливость требует указать, какие же из песен той самой ранней «Инструкции» принадлежат Рыбьякову. Укажем. Это:

«Начало зимы»

«Рок-н-ролльный фронт»

«Я убью твоего короля»

«Плоскость стекла»

и еще какие-то, которых я уже и не помню: их было много.

Тогда же в полный рост проявляется следующая проблема творчества Р.: склонность подпадать под все влияния подряд. Иначе сказать, каждая из бесчисленных песен В.Рыбьякова оказывается музыкой, словами и интонацией до безобразия похожа на какие-нибудь из песен уже существующих авторов, и ладно бы еще он вдохновлялся бы какой-нибудь экзотикой навроде «Нью-Йорк Доллз», так ведь все Гребенщиков, да Майк Науменко, да все прочее, навязшее в ушах.

1987, весна: он организовывает сепаратную группу, уже не имеющую никакого отношения к «Инструкции» (и даже как бы враждебную ей); гитаристом в нее вербуется Усольцев В. по прозвищу «Варела» (см.), также участвуют в ней Медведев В. По прозвищу Ждаггер (см.), и еще М.Немиров в качестве свадебного генерала. А также — еще какие-то люди, о которых неизвестно ничего. Зато эти люди оказываются обладателями аппарата, и прямо с основания группы начинаются регулярные электрические репетиции, и даже осуществляется запись.