Большая волна

Алешина Светлана

— Пограничник какой-то! — сказала я. — Или кто-то в форме пограничника.

— Понял! — буркнул Евграфов и нахмурился.

Вертолет быстро шел по направлению к горе. Как ни вглядывалась я в нагромождение скал под нами, заметить ничего не могла. Никаких следов машины не было. Я расстроилась.

— Куда ты летишь? — с досадой крикнула я. — Мы так совсем их потеряем!

— Не потеряем! — мрачно ответил Евграфов. — На острове есть только одно место, где можно спрятаться, — лес на склонах Лысой горы. Все остальное просматривается как на ладони!

— Кому из

ваших мог понадобиться Шаблин? — спросила я капитана.

— Из наших — никому! — ответил он. — Это точно. Ефим утром меня донимал, просил пустить к тому старику, что моряки подобрали. Да что там просил — требовал. Ты, наверное, знаешь, как он это умеет делать!

— Знаю! — вставила я.

— Я сначала отказывал, потом сдался, — продолжал Евграфов. — Сам отвел его к начальнику внутреннего караула, приказал пропускать везде, ну, почти везде, так скажем. Но даже если бы он запоролся на стратегический объект, его не арестовали бы, просто прогнали бы, и все! Да он и не смог бы туда проникнуть…

— Какой еще стратегический объект? — спросила я.

— А откуда я знаю — какой? — ухмыльнулся капитан. — Мне об этом и знать не положено. — Он вдруг звонко хлопнул себя левой рукой по лбу и воскликнул: — Ну и заморочила ты мне мозги со своим Шаблиным! Я же нес документы, которые тебе из Москвы по факсу передали! Сейчас, подожди, они где-то у меня в кармане должны быть…

И он начал расстегивать нагрудный карман пятнистого комбинезона. Но тут я схватила его за руку, державшую штурвал, и заорала:

— Вон они! Смотри! Вон! У того обрыва горы, в соснах! Видишь вездеход?

Евграфов стряхнул мою руку со своей, потому что вертолет дернулся и сделал вираж, потом выровнял машину, поднял кверху дверь кабины и, перегнувшись из кресла пилота вниз, стал вглядываться в сосны с обломанными вершинами, торчащие на склоне горы.

— Да вон же! Там! Вон они! — не унималась я, потому что не теряла из вида вездеход, просто впившись в него глазами.

— Вижу! У границы камней! — крикнул наконец Евграфов. — Садимся!

Вертолет заложил крутой вираж и понесся навстречу горе. У самых сосен «вертушка» резко замедлила движение и стала опускаться рядом с вездеходом. Евграфов сел прямо позади машины, на которой везли Шаблина, на единственный ровный участок, на который можно было приземлиться.

Я выскочила из вертолета, едва он коснулся земли. Несколько секунд спустя за мной выскочил и капитан Евграфов. Я уже успела добежать до машины и резко распахнула дверцу вездехода.

— Что? — крикнул, подбегая ко мне, Евграфов. — Пусто? Я так и знал!

У меня было опустились руки, но капитан схватил меня и поволок за собой по склону горы. Я спотыкалась на камнях, перепрыгивая с одного обломка на другой, но не отставала.

— Скорее! Скорее! — подгонял меня на бегу Евграфов. — Не успеем!

— Куда не успеем? — еле сумела выговорить я, задыхаясь от быстрого бега.

— Прилив начинается! — бросил Евграфов, полагая, что все объяснил, хотя я совершенно не поняла, при чем здесь прилив.

Наконец мы выскочили на ровную площадку, на которой не было ни одной сосны, да

и вообще ни одного дерева. Я сообразила, что это — вершина горы Лысой, та самая ее «лысина», из-за которой она и получила свое красноречивое название.

Гора, оказывается, одним своим склоном выходила прямо на берег океана, и на уступах, которыми она спускалась к воде, я увидела огромное количество каких-то птиц. Они с резкими, пронзительными криками носились над небольшим ущельем, огораживающим такую же небольшую бухту внизу. Резко пахло птичьим навозом, в глазах рябило от мельтешащих в воздухе птиц. Их тут были, наверное, тысячи!

— Птичье ущелье! — пояснил мне Евграфов. — В ту бухту, внизу, можно только с воды попасть или сверху — отсюда. Больше им некуда было его тащить. Это самое укромное место на острове, люди сюда редко ходят, чайки не любят посетителей. А сейчас — и ходить некому… Нам надо успеть спуститься до прилива. Если его просто избили и бросили здесь, он утонет, берег бухты затопляется каждым приливом…

— Фима! — крикнула я.

Тучи чаек взвились вверх с ближайших к нам утесов. Раздался такой крик встревоженных появлением чужаков птиц, что у меня барабанные перепонки чуть не лопнули, а в голове зазвенело от их визгливых криков.

— Тише, дура! Что ты орешь? — набросился на меня Евграфов.

— Спускаемся, Сергей! — крикнула я, стараясь перекричать птичий ор, стоявший над ущельем. — Скорее! Мы должны ему помочь!

— Поклюют нам спины, — сказал Евграфов и неожиданно спросил: — Кто он тебе? Муж?

— Кто? Фимка? — не удержалась я от улыбки. — Просто — хороший человек. Друг.

— Ясно! — повеселел вдруг Сергей и, оглядев скалистые уступы, на которые уже усаживались поднятые нами чайки, приказал: — Пойдешь за мной. Я тут не раз бывал, спуск хорошо знаю. Точно по моему пути пойдешь. Тут очень просто принять за надежный выступ скалы кучу птичьего, извини, дерьма. А падать отсюда… — он осторожно заглянул за край скалы, на которой мы с ним сидели, — не советую.

Я даже и заглядывать не стала, высоко там или нет. Вообще-то я высоты не боюсь, но иногда меня тянет сделать шаг в пустоту и устремиться навстречу огромному пространству, которое расстилается передо мной. Я очень хорошо запомнила это ощущение, когда мы в горах Гиндукуша уходили по узкому карнизу от преследовавших нас талибов. Вновь испытывать это ощущение, а вместе с ним и судьбу, я не очень-то хотела. Я знала, что это — совершенно бессознательное желание, которому очень трудно противостоять, а потому — лучше уж и не пробовать.

Мы начали спуск. Самое большое мое впечатление от этого — непереносимая вонь, которая становилась все сильнее и сильнее, пока мы спускались к воде. Нам предстояло преодолеть вниз почти по вертикали пару сотен метров, не меньше. Птичий базар был наиболее густо населен где-то на середине спуска.

Чайки неистово орали и кружились над нами отрядами по десять-пятнадцать штук. Я натянула на голову комбинезон, ежилась от колотых ударов крепких клювов чаек в толстый брезент моей штормовки и кое-как отмахивалась от нападавших птиц руками.