Большая земля

Валюсинский Всеволод Вячеславович

– Вовсе не ерунда. А Жихорь есть. Его еще на Андозере зовут - Бататуй. Вот, на дальние покосы идти, на Мярсалку, там в одном месте высокий угор есть, и под каждым деревом больша-а-ая куча камней накладена. Каждый год, как на покос идут, Бататую под дерево камень ложат. У всякой семьи свое дерево.

Старики кладут, молодым нельзя. Так давно уж ведется, никто и не помнит, откуда пошло.

– А для чего это делают? "

– Понятно для чего. Камня Бататую не положишь - работа не пойдет. А в лесу там все камни

повыбраны, так издалека с собой носят. Верст за десять и боле...

Отдохнув, охотники двинулись дальше.

"Ну как к этим людям подходить с антирелигиозной пропагандой!" - думал доктор, продираясь сквозь чащу.

...Надо вырубить все эти леса, провести дороги, настроить заводов и шКол. Только тогда новое поколение забудет всех этих Жихорей и Бататуев.

Оглушительный выстрел над самым ухом заставил доктора вздрогнуть. Чуть не сбив его с ног, Петька бросился куда-то вперед, вскочил по колени в ручей и схватил что-то в воде.

В его руках появился небольшой коричневый зверек с плоской, как у налима, мордочкой.

– Выдра?

– Не, норка. Ужели не видал? Я сзади шел, думал, стрелять станешь, а ты прешь как телепень.

Иван Петрович уж не спрашивал, что такое "телепень". Ему было неприятно, что он прозевал зверька.

– Я, признаться, не смотрел вперед. А что она, плыла?

– Плыла. По головушке и стрелил. Если на раз не убьешь - уныряет. Все равно, что гагара.

Тут же на месте Петька острым ножом подрезал зверьку кожу кругом рта и, как чулок, выворотил мокрую шкуру.

– Пока так. А ввечеру у огня высушим и на распялку поставим.

Весь этот день был богат лесными приключениями. В этой глуши без разных случаев не пройдешь и километра. Совсем невдалеке от дороги, которую пересекал ручей, охотники, достаточно уже усталые и давно бросившие рыбную ловлю, наткнулись на небольшого медведя. Зверь стоял по брюхо в воде и что-то ковырял под камнями. Шум ручья и встречный ветерок помешали ему почуять приближение людей. Петька, конечно, первый заметил зверя. Он шел впереди и, остановившись, приложил палец к губам.

– Смотри!
– прошептал он, снимая ружье.

Страх не страх, а что-то другое толкнуло доктора. Он не хотел сейчас почему-то стрелять по медведю. Он тоже снял свое ружье и переменил патроны. Но когда Петька "спустил" уже в дуло берданки какой-то чудовищный "жеребей" и приготовился стрелять, Иван Петрович громко крикнул и захлопал в ладоши.

Медведь чуть не свалился с ног от перепуга, двумя громадными прыжками вылетел из ручья, протрещал в густом ельнике и скрылся из виду.

Прошла минута молчания.

Петька со злостью хватил ружьем о землю и на него сверху швырнул свою рваную шапку. Его темные волосы узкими космами, как у индейца, рассыпались по плечам.

– Ну, мат-т-ть т-твою за ногу! Пойду я еще с тобой на охоту... Интилигенция! i

Он гневно сплюнул

на сторону, потом сел на землю и принялся мрачно свертывать цигарку.

Доктор смутился.

– Ты, Петр, не сердись. Пойми, какой толк нам стрелять медведя? Шкура летняя никуда не годится, мяса нам не надо. Зачем зверя зря убидать? Ну, выстрелишь... Хорошо как попадешь куда следует. А если только ранишь?.. Уйдет, помирать сколько времени будет, мучиться... Собаки у нас нет, не найти его. А, может, и в драку кинулся бы.

– Вот это пожалуй правда: побоялся ты, что кинется он. Вот! В лес тебе не надо ходить. Лежи на печи, да ешь калачи. А медведь этот пойдет по деревням скотину драть. В прошлом годе в одном Нижмозере тринадцать скотин задрали звери, да в Тамице десять, да в Кянде... Одного убили, да их там, зверей, может, штук десять ходило! А ты говоришь, куды с ним...

Доктор почувствовал себя сбитым с толку. Он хотел попасть в тон лесному настроению, сохранить жизнь дикому зверю, но опять вышло что-то не то.

На каждом шагу доктор наталкивался как бы на стену. Надо больше молчать и присматриваться, а не учить. Их, жителей леса и нечему здесь в лесу учить.

Петька быстро шагал вперед. Доктор едва поспевал за ним.

Вот и дорога. Песчаной лентой, обросшая березняком и ольшаником, вилась она в стенах матерого леса. Странно было видеть здесь телеграфные столбы с блестящими изоляторами.

Каменный век и электричество!

Путники вышли к мосту. Ручей здесь был глубок и темными струями пересекал дорогу, журча на замшелых сваях старого моста. У дороги торчал крест с кривой надписью: "На сем месте убито тело раба божия Еремея". Путники решили сделать маленький привал.

На мосту под перилами сидели два мужика.

– Вон Коля Чабар да Степа Натура сидят,- сказал Петька усмехаясь,позалогуем малость, отдохнем с ними, а ночевать пойдем в смолокурку. Близко тут, почти у дороги.

– Здорово, земляки!
– Петька сбросил кошель и тоже уселся на бревно.В город? .

– Эге, в город,- маленький, сутулый мужичонко с вихрастой бородкой окинул быстрым взглядом Петьку.- А ты, парень, все шляешься, не зарезали тебя погнастоящему? Ну, устосают тебя еще андозерские ребята, устосают... А ты, товарищ доктор, напрасно и лечишь его. Бе-е-едовый парень, всех девок...

– Мели больше!
– оборвал его Петька, нахмурившись.Дам тебе по горбу... Закуривай, что ли, чем болтать.- Он протянул мужикам кисет.

Доктор некоторое время внимательно присматривался к лицам мужиков и старался по их внешнему виду определить, который из них Коля Чабар и который - Степа Натура. Прозвища всегда даются метко и соответствуют наружности. Коля Чабар... Чабар, ну конечно, это маленький мужичок со всклокоченной бородкой, сутулый,-Чабар... А этот рыжий с бегающими глазаминесомненно Степа Натура!