Большая земля
Шрифт:
Чэд Осборн стоял у окна в номере гостиницы, наблюдая последние сполохи заходившего солнца, окрасившие в розовый цвет снежные вершины далеких гор. Окно было маленькое, но отсюда открывался хороший вид на ущелье и ту часть города, которая была расположена по обеим сторонам каньона. Люди внизу ущелья были похожи на муравьев, без устали и, как казалось, без цели сновавшие в разные стороны. Сверху земля напоминала истерзанное шрамами тело: борозды траншей, черные провалы ям и бугры набросанной породы.
«Все это, — подумал Осборн, — та же самая
Солнце уже скрывалось за грядой гор, облака на несколько минут окрасились в красный цвет, а потом вдруг съежились в серые комки. Быстро потемнело, но работа в ущелье не прекратилась, всюду вспыхнули огни костров и зажглись керосиновые лампы.
Осборн отошел от окна и посмотрел в зеркало: жесткая щетина покрыла щеки и подбородок.
Комната была маленькая, обстановку составляла грубо сколоченная кровать, на которой лежал соломенный матрас и жесткая подушка. Он зажег лампу, стоявшую рядом с умывальником, и вытащил бритвенные принадлежности. На полу стояло ведро с холодной водой, а к стене был приколочен обломок зеркала. Сбрив бороду и переменив рубашку, он оделся и вышел на улицу.
Осборн вошел в длинный бревенчатый дом, над дверью которого красовалась надпись всего из одного слова «Еда». За столами уже сидели посетители. Осборн, заплатив доллар хозяину-бородачу, занял свободное место. Тот странно взглянул на поданную ему зеленую бумажку. Основным средством платежа в Каньон Сити было золото. Бумажным деньгам здесь не доверяли.
Наконец, принесли заказ: пережаренное мясо, сыроватую картошку и дурно сваренный кофе. Однако это было сносно по сравнению с тем, что ему приходилось есть после отъезда из Далласа. Пообедав, Осборн вышел из заведения, не зная, куда отправиться, как вдруг его окликнули, и тяжелая рука опустилась на плечо. Том Райлэнд.
— Привет, Чэд. А я-то думал, куда ты подевался! Нельзя было тебя бросать в первый день!
— Я очень устал, — ответил Осборн. — И очень хочу спать.
— Тебе надо расслабиться, отдохнуть. Пойдем, выпьем.
— Пожалуй, что так, — сдался Осборн. — Куда отправимся?
— О, это предоставь мне. В этом-то я уж знаю толк!
Они прошли грязной и темной улицей к бревенчатому серому дому, перед входом в который горел фонарь. В зале Осборн увидел грубые столы, стулья и стойку, сколоченную из пахучих сосновых досок. За стойкой важно покоились две бочки, из которых бармен наливал посетителям виски и пиво.
Осборн заказал пиво, а Том — виски, он же настоял на том, чтобы заплатить и за Осборна. Райлэнд заметил знакомых и подвел к ним Осборна.
— Ребята, это Чэд Осборн, новый житель Каньон Сити. Работает у Эмилии Бишоп… Чэд, познакомься — это Фрэд Кинсман — владелец крупнейшего магазина в городе. И судья Миллер.
Кинсман был вылитый торгаш: толстенький, с бегающими глазками и пухленькими ручками. А второй… «Он совсем не похож на судью», — подумал Осборн. Высокий, худощавый молодой человек двадцати
— Осборн закончил Гарвард.
Миллер оценивающе разглядывал Чэда и потом сказал:
— После Гарварда — в Каньон Сити работать погонщиком мулов! В первый раз такое слышу…
Осборн, начиная сердиться, резко ответил:
— Я не считаю, что эта работа грязнее или хуже любой другой. Не всему могут научить в Гарварде.
Миллер не ответил, лишь чуть повел плечом. В разговор вступил Фрэд Кинсман.
— Целый день я провел на ногах. Сядем за стол.
— Дела идут хорошо? — вежливо осведомился Осборн.
— Превосходно. — Кинсман грузно опустился на стул.
Судья снял шляпу и положил на стол, длинные волосы разметались по плечам. Одет он был неряшливо и своим туалетом не отличался от других золотоискателей. Осборн заметил, что Миллер довольно сильно прихрамывал.
Сейчас Миллер уставился на Чэда. Вдруг он спросил:
— Гарвард, да?
Осборн вежливо кивнул и, чтобы поддержать беседу, спросил:
— А вы где учились?
Собеседник лишь махнул рукой.
— Учился я от случая к случаю. Работал в газете.
— Неужели?
— Недолго. Это было в шестьдесят втором году, когда меня выгнали за антиправительственную агитацию. Я писал о том, что Юг имеет право на выход из Союза. Вы понимаете, я не южанин, я из Индианы. Я вынужден был покинуть Юджин и вот оказался в Каньон Сити и занялся частной адвокатской практикой.
Осборн промолчал. Он уже почувствовал, что в Каньон Сити симпатии были на стороне южан, поэтому не стоило афишировать свое участие в войне под флагом Гранта.
Видимо, Миллер оседлал любимого конька.
— Какую жизнь я вел! Жил у индейцев, у меня родился сын от дочери вождя мадоков. Я воевал и за и против них. Занимался морским разбоем у берегов Никарагуа под началом капитана Уильяма Уолкера, потом сидел за конокрадство.
Осборн тщетно пытался понять, что здесь правда, а что ложь.
— Вся эта жизнь так… лишь набор впечатлений, материал для работы. Потому что… — здесь для вящего эффекта Миллер сделал паузу, — потому что я поэт.
Чэд Осборн прищурился; он предполагал нечто в этом роде. Миллер ожидал реакции собеседника и, следовательно, нужно было изобразить удивление.
— Вот это да! — пробормотал Чэд.
Миллер удовлетворенно кивнул.
— Да, поэт. Но что могут понять эти невежды, копавшиеся в грязи? Чего ждать от них? Но вы, вы — образованный человек, не так ли? — С этими словами он вытащил из-за пазухи связку бумаг.
Чэд Осборн понял, что обречен выслушать стихи Миллера.
В это время с пивом вернулись Райлэнд и Кинсман. Том насмешливо посмотрел на разложенные листки.
— Что-то новое? Или нам опять придется в сотый раз выслушивать чертовы стихи? — осведомился Кинсман.