Большая земля
Шрифт:
Осборн спросил:
— Я могу видеть редактора?
Мужчина в переднике уставился на него:
— А я по-вашему кто?
Осборн представился.
— Судья Миллер попросил меня зайти в редакцию.
Редактор взял у Чэда листки, бегло взглянул на них и спросил:
— Миллер — ваш друг?
— Мы встречались всего два раза. Он показал мне стихи и попросил отвезти их в газету.
— Каково ваше мнение о стихах?
Осборн смутился… «Что это все пристают ко мне?». И вслух сказал:
— Я намекнул ему, что неплохо было бы подчистить в некоторых
— На мой взгляд, это — хлам, — отрезал тот. — А это, например! Смотрите: Цинциннат Гейне Миллер. Не Гейне, а Хайнер, в честь доктора, принимавшего роды у его матери. Поди ж ты, хочет, чтобы было похоже на имя немецкого поэта!
— Зато впечатляет, — предположил Осборн.
Редактор только отмахнулся.
— Осборн… Что-то знакомое… Вспомнил! О вас рассказывал Джим Кларк. Вы участвовали в перестрелке с Паулиной на прошлой неделе. Может быть, вы мне расскажете что-нибудь новенькое?
— Боюсь, что нет. Кларк, вероятно, вам все рассказал. Я знаю, что мы убили четверых, но среди них не оказалось Паулины. Вот и все.
Газетчик продолжил профессиональный «допрос».
— Вы только что из Каньон Сити. Как там на приисках?
Он вынул бутылку и налил виски. Осборн старался рассказать все, что сумел увидеть за двухдневное пребывание в городе, но в конце заметил:
Своим рассказом я даже не оправдал выпитого виски.
Том рассмеялся и отложил в сторону карандаш и блокнот.
Разливая виски, он пожелал Осборну счастливого пути:
— Ни пуха ни пера.
— К черту.
Они чокнулись и выпили.
Рано утром пришел Райлэнд. Он выглядел очень усталым, но на вопрос Деккера — как он провел ночь — Том громко расхохотался. Деккер задал корма и напоил мулов, потом пересчитал их перед отправлением в Каньон Сити. Осборн остался навьючивать мулов, а Том ушел на склад наблюдать за отгрузкой товара.
К обеду все было кончено. Впереди был путь длиною в двести миль. Уже наступил октябрь, но стояли теплые дни, солнце растопило намерзший за ночь ледок; в воздухе пахло сосной. Нужно было успеть дойти до Каньон Сити, пока не выпал снег.
Трое мужчин вскочили в седла, и караван тронулся в путь.
На второй день их нагнал фургон Джима Кларка Уинлер взял его на линию, и теперь Кларк возил пассажиров из Далласа в Каньон Сити.
— Ты навсегда останешься у Уинлера или на время, пока не отстроишься заново?
— Ничего не знаешь наперед на этой земле, — мрачно ответил Джим. — Этот выродок может в любой момент выскочить, сжечь и перебить всех.
Пассажиры уже ерзали, и раздалось несколько недовольных окриков.
Они попрощались с Джимом и уступили ему дорогу, согнав мулов на обочину.
Колли Деккер помахал рукой вслед удалявшемуся фургону. Вскоре черная точка затерялась среди холмов, и Том Райлэнд, сдвинув шляпу на затылок, промолвил:
— Вот чокнутый человек! И виноват в этом Паулина.
— Паулина ободрал его, как липку. Теперь ему придется работать за двоих и экономить каждый цент, если он хочет начать все сначала. Вы видели, рядом с Джимом лежала винтовка? Ясно,
Глава VIII
Чэд Осборн, услышав крик перелетных птиц, выглянул из конюшни, где он при свете керосиновой лампы осматривал подковы лошадей. Он вышел во двор и увидел, как в лунном свете, низко над землей, летел клин диких уток. Как зачарованный, Чэд смотрел вслед стае, пока она не скрылась за горой.
Дверь в дом была открыта, и на пороге Осборн увидел женский силуэт.
— Добрый вечер, — поздоровался Осборн. — Вы тоже услышали крик уток?
— Да, — ее голос слегка дрожал. — Мне нравится крик диких птиц, такой одинокий и протяжный.
Они замолчали, словно надеясь еще расслышать его в наступившей тишине, но ни одного звука не донеслось с чистого и глубокого неба. Женщина тихо рассмеялась:
— Уже улетели.
— Нет, я еще видел стаю… Вы так поздно работаете, — добавил он.
Эмилия вздохнула: во вздохе Осборн почувствовал усталость и разочарование.
— Я запуталась в счетах и уже устала биться над ними. Я их возьму домой и еще поработаю. Будьте добры, м-р Осборн, гроссбухи очень тяжелые, помогите мне отнести их. Если вы не заняты.
— Нет, нет. Я сейчас принесу фонарь.
Вернувшись, Осборн отдал ей фонарь, а сам взял стопку счетных книг и они вышли из ворот.
Навстречу двигалась шумная толпа подвыпивших мужчин. Осборн схватил Эмилию за руку и отвел ее в сторону, закрыв женщину собою. С веселыми криками и раскачиваясь в разные стороны, они проплыли мимо, вероятно, не заметив, что одна из теней, стоявших у дороги, была женской.
Взяв Эмилию под руку, Осборн повел ее дальше. Дом Бишопа стоял на небольшом возвышении, деревянная лестница вела от дороги к портику, украшавшему вход. Он подержал фонарь, пока Эмилия отпирала дверь, потом вошел за ней в комнату и положил книги на стол. Эмилия зажгла свет, и Осборн смог осмотреться. В центре стоял круглый стол с задвинутыми под него стульями; чуть дальше — кресло-качалка; шум шагов скрадывал огромный мягкий ковер; стены были обиты шелковой тканью; на окнах висели темно-зеленые шторы, сквозь которые лился лунный свет.
Осборн сказал, что у нее очень уютная комната. Эмилия улыбнулась.
— Я была совсем молоденькой девушкой, когда приехала вместе с мужем в Каньон Сити. Ему очень хотелось чтобы я полюбила этот край и новый дом. Я приготовлю кофе. Хотите чашечку?
— С удовольствием. Я пока разожгу огонь в камине.
Эмилия ушла на кухню, и Осборн слышал, как она гремела чашками и ставила чайник на плиту. Чэд зажег бумагу и лучины, сверху подсыпал угля.
Когда Эмилия вошла в комнату, держа в руках поднос с кофейником, Осборн рассматривал фотографию, стоявшую на полочке рядом с книгами. На него смотрела юная большеглазая Эмилия, а рядом с нею, опершись на плечо, стоял бородатый мужчина солидного вида. «Лет сорока», — подумал Осборн.