Больше, чем друзья

Эклер Натали

Нам нужно помириться, а дальше — как пойдет. Возникнет интимный момент — упираться точно не стану.

— Привет, — раздается за спиной так неожиданно, что я едва не подпрыгиваю.

— Приветик! Я тут завтрак нам готовлю, — отзываюсь.

Оборачиваюсь, улыбаюсь, как планировала. Я подготовилась. После душа увлажнила кожу ароматным лосьоном, волосы феном уложила, глаза немного подвела. Сарафанчик надела короткий, с открытой спиной. Он хорошо сидит и красиво оттеняет загар.

— У тебя тут пахнет, как во французской кондитерской, — замечает

Костя ровным тоном, ведя по мне таким же ровным безэмоциональным взглядом.

Не верю, что не нравлюсь. Это он намерено — обижается еще. Но ничего, сейчас я все исправлю.

— Я банановые панкейки испекла, очень вкусные! Будешь?

Подхватываю тарелку со стопочкой повыше, улыбаюсь пошире.

Баринов немного хмурый, выглядит брутально. В свободных летних брюках и льняной рубахе навыпуск, в руках держит небольшой бумажный пакет белого цвета. На улыбку не отвечает. Челюсти сжал, взгляд напряженный.

— Это тебе, — проходит, ставит пакет на столешницу. — Позавтракал я в городе.

— Ты уже был в городе? А я думала, спишь, — все еще улыбаюсь.

Замечаю на пакете логотип известного бренда и сразу понимаю, что внутри. После вчерашних приключений мой телефон остался на дне океана, а я без него как без рук. В нем вся жизнь была, билеты на завтрашний рейс до Сиднея в том числе. Позже я собиралась съездить в магазин, но заботливый Костик сделал это за меня.

— Модель последняя, новее той, что была у тебя. Комплектация максимальная. Симку купил, интернет на ней есть, — перечисляет, пока я коробку рассматриваю. — Вернешься домой — восстанови старый номер. Поняла?

— Да, конечно. Спасибо, Коть, — лепечу смущенно и тут же спохватываюсь. — Сколько я тебе должна? Сбросишь номер карты, ладно? Банковское приложение скачаю и переведу.

— Забудь, малая. Это типа подарок. Я тебе должен как бы, — бросает он небрежно и разворачивается, собираясь выйти.

Охватившие меня радость и благодарность вмиг тухнут. Я опять подчеркнуто «малая», подарок «типа», а его тон невыносим.

— Как бы я сама могу купить. Денег у меня достаточною Тебе не стоило так заморачиваться, — огрызаюсь и демонстративно возвращаю гаджет в пакет.

Костя поворачивается, на лице кривая усмешка.

— И правда мажорка, а я не замечал.

Звучит ужасно обидно. Мажоркой меня только Лина дразнила, мои сиднейские друзья так не говорят, в английском в принципе нет такого оскорбления.

— Я на жизнь сама зарабатываю, — поджимаю губы.

— Брось, Маш. Я в курсе, сколько получает бариста. Бери и не выпендривайся. На деньги брата купишь себе что-нибудь другое.

Добивает и выходит, оставив меня пыхтеть от обиды и унижения. Знает, как меня ранят такие намеки, но сказал. Я у Макса никогда ничего не просила, он по собственной инициативе переводит мне деньги. Я их почти не трачу — коплю. Хочу со временем вложить в бизнес или купить недвижимость, чтобы иметь пассивный доход. У экологов-зоозащитников зарплаты невысокие даже в Австралии.

Отодвинув пакет, прячу

кофеварку и убираю кухню после готовки. Примирительный завтрак не удался. Я давала себе слово не препираться с Костей и вообще быть паинькой, но как? Только у него получается одной фразой расшатать и с полуоборота завести меня.

Рьяно оттирая столешницу от следов муки и подсохших капелек теста, кошусь на пакет с телефоном. Обижать меня Костя не хотел, мужчины делают подарки с другой целью, даже если приставляют к ним дурацкое слово «типа». Он ожидал другой реакции, но я включила феминистку, и разговор пошел криво.

Делаю вдох-выдох, достаю коробку и открываю. «Типа подарок» беленький, как я люблю. Желания пульнуть его в стену больше нет. Оставлю и буду пользоваться, вспоминая этот сумасшедший отпуск.

Закончив с уборкой, прихватываю один блинчик и выхожу из кухонной зоны в гостиную, прислушиваюсь.

Баринов в патио. Вышагивая вдоль обеденного стола, разговаривает по телефону. Не знаю с кем, но по обрывкам фраз понятно, что речь идет о вчерашней аварии. Для Кости этот отпуск получился еще трэшовей.

Закончив разговор, он возвращается в дом. Задвигает панорамные окна-двери и включает кондей.

— Там снова жарища, дышать нечем.

Растирает лицо и несколько раз шумно выдыхает. Затем снимает рубашку и бросает ее на диван вместе с телефоном. Садится, снова вздыхает.

— Я хочу извиниться и поблагодарить тебя за телефон. Он мне очень нравится, — решаюсь наконец заговорить.

Получается внятно, как ему нравится. Только смотрю я в пол. Извиняться не люблю и не умею, но ради него готова.

Ради него я на многое готова.

— Пожалуйста, Маш. Пользуйся на здоровье, — произносит он без всякой издевки.

И первый раз за все это время улыбается. Грустно и устало, но искренне.

Мне сразу легче становится.

— Ты с адвокатом говорил? Как там дела? — спрашиваю.

— Такое. Есть проблемы, — отвечает нехотя.

Пальцами по дивану тарабанит, нервничает. Взгляд острый и в никуда.

— Тот водитель сильно пострадал? — уточняю осторожно.

— Нет, он уже выписался. Но оказался не из простых. Сын местного чинуши. Папаша что-то мутит, экспертизу попытается подменить, полиция с ним заодно. Хотят всю вину на меня повесить.

— Вот уроды! — возмущаюсь. — У них ведь не получится?

— Не знаю, Маш. Тут коррупция похлеще нашей, — вздыхает.

Откусив кусочек панкейка, сажусь рядом. Вздыхаем одновременно, переглядываемся. Костя забирает у меня из рук оставшуюся часть и засовывает в рот целиком.

— У-у, как вкусно, — мычит, жуя. — Почему сразу не сказала?

— Там еще есть! — радуюсь тому, что контакт налаживается. — Еще хочешь? Принести?

— Хочу. Но позже.

Он встает, подходит к окну. Снова трет лицо, загоняет пальцы в волосы и ерошит их, перекатываясь с пятки на носок и обратно. Выдыхает, глядя вверх. Думает, ищет решение. Проблемы, видимо, серьезнее, чем он рассказывает.