Больше, чем это
Шрифт:
Может, они даже радуются тайком, что это он утонул, а не Оуэн. Что Сет больше не будет ходить по дому живым напоминанием о том, что случилось тем летом, еще до Америки. Может…
Сет ставит опустевшую банку из-под спагетти и вытирает губы рукавом.
Потом вытирает другим рукавом глаза.
«Получается, можно умереть прежде смерти».
В парке никого нет, никто в целом мире не видит, как он сидит на бортике песочницы, но Сет все равно утыкается лбом в колени, чтобы не показывать никому льющихся ручьями слез.
14
– Нет,
– Ах, эта бодрящая осенняя прохлада, – с усмешкой процитировал Эйч их «литератора», мистера Эдсона. – Все крепнет и встает торчком.
Моника отвесила ему подзатыльник.
– Эй! – возмутился Эйч. – Ты чего? Сама сказала, «полюбуйтесь».
– Ну, не тебе же.
Шла вторая неделя выпускного класса, начало сентября. Дружно срезав на всем известном месте угол кроссового маршрута, они уселись почти перед самым финишем, обеспечивая себе двадцать минут форы. В непривычно голубом небе сияло солнце, но ветер с океана нес почти морозную свежесть.
«А ведь красиво здесь, если присмотреться», – подумал Сет.
– Крепнет? – переспросил Гудмунд, вытягиваясь на травянистом склоне. – Поэтому у тебя неопадающий стояк всю осень?
– Скажи лучше, весь год, – пробормотала Моника.
– Вы, главное, детки, про защиту не забывайте, – подмигнул Гудмунд.
Моника сердито сверкнула глазами:
– Я с ним вообще размножаться не собираюсь.
– Ну, спасибо! – надулся Эйч.
– Вон они опять, – подал голос Сет.
Все посмотрели на поле – да, действительно, белокурые и черногривые племенные кобылки Босуэлл-Хай снова начали свои цирковые номера. «Хотя за что мы их так? – подумал Сет. – Они же не все стервозины». Четверка дружно проводила взглядом Кьяру Лейтхаузер (как раз из стервозин), которая, отделившись от табунчика, двинулась к школе.
– Куда это она? – протянул Гудмунд.
– Забыла погонять шкурку у директора Маршалла, – ухмыльнулся Эйч.
– Ну что вы, – сощурилась Моника. – Кьяра не такая. Блейку Вудроу даже за лифчик подержаться не дает.
– Молодец, – пожал плечами Гудмунд.
Моника засмеялась, но, не услышав отклика, посмотрела на Гудмунда пристально:
– Ты серьезно, что ли?
Гудмунд снова пожал плечами:
– Значит, есть у девочки принципы. Что в этом плохого? Кто-то должен противостоять нам, раздолбаям.
– Так
Только теперь они заметили идущего к ним по полю тренера, который сердито поглядывал на часы, недоумевая, куда запропастились ведущие бегуны команды.
– В принципах ничего плохого нет, – буркнула Моника. – Плохо, когда ими тычут в нос другим, типа, она королева, а остальные – грязь из-под ногтей.
– Принципы – это ведь просто мнение, – заметил Гудмунд. – Она считает так, ты можешь по-другому.
Моника открыла рот, чтобы возразить, но задохнулась, сраженная внезапной догадкой:
– Она тебе нравится!
Гудмунд сделал невинное лицо.
– Точно! – Моника чуть не взвизгнула. – Боже, Гудмунд, ты бы еще в надзирательницу из концлагеря втрескался.
– Не передергивай, где я сказал, что она мне нравится? – уточнил Гудмунд. – Я просто не прочь ей вдуть.
Сет повернулся к нему:
– Вдуть? В смысле…
Он дернул бедрами вперед-назад, и все уставились на него в ужасе.
– Вы чего так смотрите?
Моника помотала головой:
– И не мечтай. Она по ходу решила, что радости в жизни выдаются ограниченными дозами, поэтому на школу их тратить не собирается.
– Таких обычно проще всего завалить, – заявил Гудмунд. – У них от нагромождения принципов равновесие нарушено. Только пальцем ткни, они брык – и ноги врозь.
Моника снова покачала головой, улыбаясь, как обычно:
– Что ты несешь?
– А знаете что? – загорелся Эйч. – Давайте забьемся? Поспорим, что Гудмунд переспит с Кьярой Лейтхаузер, например, до весенних каникул. Как раз для тебя дельце. Покажешь ей сад наслаждений.
– Сказал тот, кому до этого сада еще пилить и пилить без карты, – хмыкнула Моника.
– Эй. – обиженно протянул Эйч. – Мы же договаривались не трепаться о личном.
Моника фыркнула и отвернулась.
– Что скажешь, Сетти? – поинтересовался Гудмунд, переводя стрелки, чтобы избежать ссоры. – Имеет смысл? Стоит мне клеить Кьяру Лейтхаузер?
– Ага, – кивнул Сет. – Потом ты обнаружишь у нее тонкую душу и влюбишься по-настоящему, а она бросит тебя, когда узнает про пари, но ты докажешь свои чувства, распевая серенады под дождем на ее пороге, и на выпускном вы станцуете танец, который будет символизировать не школьные годы, а весь тот хрупкий мир, имя которому любовь…