Больше чем любовь
Шрифт:
Вдруг я вспомнила, как внимательно изучала «Кто есть кто», и мне страшно захотелось сказать ему что-нибудь совершенно нелепое, например: «А я-то думала, что все вечера вы просиживаете в «Юниор Карлтон» или уехали в Рейксли к Марион», то есть какой-нибудь глупый пустяк, чтобы показать, что теперь я о нем много знаю. Но я промолчала. После небольшой паузы он сказал:
– Вы слушаете?
– Да, слушаю.
– А я подумал, может быть, моя тетушка Оливия как раз пришла на прием проверить свое зрение.
Я засмеялась.
– Нет, и давно уже не приходила.
– В
– Только не это, – произнесла я. – Представьте себе, какая будет ужасная картина, если я рассмеюсь в официальной обстановке, прямо на приеме?
– А мне бы так хотелось, чтобы вы рассмеялись, – заметил Ричард. – Смех – это прекрасно.
Я была так рада его звонку, что мне действительно хотелось рассмеяться. А он добавил:
– В следующее воскресенье я не могу ехать в Рейксли, потому что в субботу вечером приезжает наш деловой партнер из Америки и я должен с ним встретиться. Не хотите ли пойти со мной в Альберт-холл в воскресенье? Мне кажется, там будут исполнять Пятую симфонию Чайковского.
Я была очень рада.
– Ах, как хорошо! – на одном дыхании вымолвила я.
– Так вы хотите пойти?
– Да… очень, – ответила я.
Спустя много, много времени, когда мы с Ричардом уже хорошо знали друг друга, он сказал мне, что ему все во мне нравится, но больше всего – отсутствие какого-либо кокетства. Мне никогда не приходило в голову сказать ему, что я занята или что мне все равно, пойдем мы на концерт или нет. Когда бы он ни приглашал меня, мне всегда хотелось идти, и я откровенно говорила об этом.
– Ну, тогда решено, – сказал он, и голос его показался очень веселым. – Я заеду за вами около двух часов дня. Но нет… а почему бы нам не пообедать вместе? Куда бы вы хотели пойти?
Я чуть не задохнулась от радости. Вот это здорово! Какое воскресенье у меня впереди! Сначала я буду обедать с ним, а потом мы поедем слушать Пятую симфонию Чайковского в исполнении оркестра под управлением Генри Вуда. Как прекрасно! И еще раз, без всяких колебаний, я приняла его приглашение.
– Мне все равно, где обедать… – ответила я. – Где хотите… мне везде понравится.
– Я что-нибудь придумаю, – проговорил он. – Ну, всего хорошего, Розелинда, до воскресенья.
– До свидания.
Но я не вешала трубку, пока не услышала длинные гудки и не убедилась, что он тоже повесил трубку.
Потом я отошла от телефона и начала расхаживать взад-вперед по приемной Диксон-Родда, в радостном изумлении повторяя про себя: «Воскресенье, воскресенье, воскресенье! Еще два дня… еще сорок восемь часов… О, как прекрасно! Все-таки он снова захотел увидеться со мной! Как прекрасно!»
В тот же день у Китс Диксон-Родд был очередной вечер бриджа. Я, как обычно, позаботилась о цветах и проследила, чтобы Бенсон хорошо сервировала чай. Были приготовлены два стола. Милая Китс! Без бриджа она жить не могла.
Но я ни за что не хотела играть в карты, хотя она много раз предлагала научить меня. Мне казалось, что это лишняя трата времени и сил. Если у меня появлялось свободное время, то я предпочитала послушать хорошую
Когда я раскладывала карты и мелки, в комнату вошла Китс. Как и всегда в таких случаях, вид у нее был очень торжественный. Она была в черном бархатном платье, в жемчугах, пенсне сидело на самом кончике носа, а вся ее массивная седая голова была покрыта множеством маленьких кудряшек.
– Ах, моя дорогая! – задыхаясь, сказала Китс своим хриплым голосом. – Цветы просто очаровательны. Ты такая умница. Когда мы играли прошлый раз, миссис Форсет Сигер очень их хвалила. Я уверена, сегодня мне повезет. В прошлую субботу я проиграла фунт этой старой кошке леди Солтерн, но сегодня я намерена отыграться, или я выцарапаю ей глаза. Но у меня не будет ни малейшего шанса, уж это я тебе точно говорю, если я буду играть в паре с Глэдис Сигер, потому что она никогда не уступает право первого хода.
Я улыбалась, глядя на доброе пухлое лицо жены доктора Диксон-Родда, которая стала для меня настоящим другом.
– Да, это очень важно, – сказала я глубокомысленно, посматривая на эти два стола, покрытые бархатными скатертями, на каждом из которых лежали новенькие блестящие колоды карт.
– Конечно, важно, – воскликнула миссис Диксон-Родд» – и ты просто маленькая глупышка, раз не хочешь, чтобы я научила тебя играть.
– Никогда! – заявила я.
Она махнула своей большой, полной рукой в сверкающих кольцах.
– Ох, ты не лучше Дикса. Он тоже отказывается играть. – Потом она внимательно посмотрела на меня и добавила: – Что с тобой, Розелинда? У тебя такой счастливый вид… Наконец-то пропало это задумчивое выражение лица. Ты что, слушала этого своего мистера Битрутховена, или как его там?
Покачав головой, я с насмешкой посмотрела на Китс, хотя мне и было немного досадно. Она любила дразнить меня по поводу музыки, в особенности из-за Бетховена. Я знала, она ничего не смыслила в музыке и игра в бридж «контракт» в ее глазах имела гораздо большую ценность, чем самый лучший концерт. Но я не осуждала ее. Мы не можем быть все одинаковыми, иначе было бы слишком скучно жить.
– Нет, сегодня я не слушала музыку. Все дело в том, что сегодня я какая-то счастливая, – сказала я, и мне стало немного стыдно, что один телефонный звонок изменил для меня весь мир. Но я не могла сказать об этом Китс. Возможно, это было первое предупреждение, которое дала мне моя совесть. Я бы рассказала ей о Ричарде Каррингтон-Эше, если бы он не был женат. Милая Китс, ей всегда так хотелось, чтобы у меня был «молодой человек». Сколько раз и она, и Дикс, хотя им совсем не хотелось терять меня, говорили, что мне пора замуж. Но Ричарда никак нельзя было назвать молодым человеком. Эти слова звучали слишком пошло и легкомысленно и ни в коей мере не относились к нему. Кроме того, он не был свободен. Именно в тот момент мне пришлось признаться самой себе, что Ричард не мог быть моим «другом» и что я не вправе быть счастливой. Но я не обратила внимания на голос совести. Я уснула в радостном, приподнятом настроении, с мыслью о том, чтобы скорее наступило воскресенье.