Больше чем любовь
Шрифт:
Витя галантно пожал Лене руку, цепко окинул ее взглядом:
– Милости прошу к нашему шалашу!
– Неудобно, правда, - уже не очень уверенно сопротивлялась Лена, но Милка подхватила ее под руку и повела к автобусу.
Здесь было шумно и весело. Пахло дорогими духами, американскими сигаретами и хорошим коньяком.
Женщины весело поприветствовали Милку и Лену, усадили их в мягкие глубокие кресла, угостили коньяком.
Лена
Снова и снова мелькало слово "субботник", наполненное каким-то неясным для Лены подтекстом.
Она помнила эти частые праздники труда, когда всем институтом, а потом поликлиникой, выходили они на весенние улицы, мели тротуары, жгли мусор, вскапывали газоны... ? Не похоже было, чтоб эти нарядные женщины собирались на ночь глядя махать метлами или
вскапывать землю.
– А что за субботник?
– тихо спросила она Милку.
– Увидишь!
– смеялась Милка.
– Убирать что-нибудь?
– Нет, но тоже - работа!
– Работа и отдых!
– подхватили сидящие рядом женщины.
– Для кого как!
Автобус тронулся, покатил по Тверской, мягко покачиваясь, зазвучала музыка, тихонько загудели кондиционеры, то и дело кто-нибудь распахивал холодильник и доставал оттуда пепси или сок.
Лена жевала жареные орешки и, блаженно откинувшись на спинку кресла, смотрела в окно. Вечерняя Москва уже замирала.
– Мне до одиннадцати надо быть дома, - сказала она Милке.
– Успею?
– Успеешь! Все успеешь!
– снова рассмеялась та,
– О, да ты уже хороша!
– сказала Лена.
– Что смешного-то?
– А все смешно! Ты и представить себе не можешь, как все смешно!
Глава 2 Кукла и Миледи
Милка была далеко не самой красивой девочкой в классе, но из-за нее передрались между собой почти все мальчишки.
Не то чтобы она их стравливала специально, но явно испытывала гордость, когда на лице очередного кавалера появлялись фингалы и ссадины. Она с восторгом рассказывала о своей прабабке, роковой красавице, из-за которой трое молодых людей покончили счеты с жизнью, и как-то заявила, что отдастся любому, кто сделал бы это. Желающих, конечно, не нашлось, а Милка получила прозвище Миледи Клячкина. Самое обидное, что так ее назвал Савельев, в которого была тайно влюблена.
Впрочем, в тот же вечер Савельева избили, и он попал в больницу с сотрясением мозга. Милка купила апельсины
Он лежал, уставясь в потолок, и был такой же бледный, как бинты, которыми его перевязали.
Милка присела рядом, зашептала ему в ухо:
– Сань, я тут не при чем! Эти придурки просто обалдели, козлы какие-то, козлотуры...
Савельев медленно прикрыл глаза, словно не желая ее видеть. Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала:
– Хотят тебя, а бьют меня.
– Я же говорю: придурки...
– Милка горячо дышала ему в ухо.
– Как будто нет другого способа обратить на себя внимание!
– она осторожно дотронулась до его руки.
– Ой, Саня, ты ледяной весь, как...
– ...покойник, - продолжил он с потрясающей своей ухмылкой, которая сводила ее
с ума. И тут же сморщился от боли.
– Ну, нет, - горячо шепнула Милка, и рука ее скользнула к нему под одеяло, - я этого не допущу!
На всю жизнь запомнилось ей это ощущение - мускулистый юношеский торс, подрагивание теплого бедра и тоненькая жилка, пульсирующая в ложбинке паха...
Насмешливый голос накрыл ее, как гром:
– По-моему, это ты обалдела.
Милка вздрогнула. И прошептала:
– ...Да. Я, кажется, на все готова.
– Так прямо уж "на все"?
– прищурил глаза Савельев.
– На все, на все...
– одними губами сказала Милка.
– Тогда оставь меня, пожалуйста, в покое, - выговорил он раздельно.
– Нет! Нет!
– Милка понимала, что отступать нельзя, невозможно.
– Почему?
– Ты этого не хочешь.
– Ты думаешь?
– хрипловато спросил Савельев.
– Я ч у в с т в у ю - пробормотала Милка голосом, срывающимся от еле сдерживаемого торжества.
И осторожно сжала руку...
Но в следующий миг что-то холодное ударило в лицо, она, вскрикнув, отшатнулась. Это Савельев плеснул на нее водой.
– Ты мне не нравишься, - шепнул он, оскалив зубы.
– Отвали.
Милка вытерла лицо... Сейчас она готова была убить Савельева, ударить по его больной голове, вцепиться в израненное лицо ногтями...