Больше, чем любовь
Шрифт:
И он резко вздохнул:
— Правда?
— Правда.
Повернув к себе, он поцеловал ее так нежно, что она могла бы расплакаться, если бы не хотела его так сильно. Желание жгло ее изнутри, сжигало. Вот что он сделал с ней.
Она держалась за воротник его рубашки, когда он поднял голову.
— А ты тоже разденешься?
— Я всегда раздеваюсь.
— Нет, когда я разденусь, одновременно?
— Если хочешь.
— Очень хочу.
Он снова поцеловал ее и начал расстегивать рубашку. Она сбросила туфли и расстегнула ремешок. Потом сняла бриджи. Спенсер расстегивал джинсы, но не отрывал от нее взгляда,
— Иди ко мне, — тихо позвал он.
Она подошла к нему, бесшумно шагая по ковру босыми ногами, и с часто бьющимся сердцем остановилась перед ним, отчасти жалея, что сумрак скрывает его, отчасти благодарная за это. Он не двигался, и она осторожно коснулась его груди.
— Спенс?
Низким, гортанным голосом он произнес:
— Это то, чего я ждал. Касайся меня, ангел, не стесняйся. У тебя такие нежные руки!
Она нерешительно замерла. Она никогда не проявляла активности в сексе. Но касаться Спенсера казалось так же естественно, как держать его руку. Это было невероятно приятно и возбуждающе.
Рука ее дрогнула у него на груди, и она провела ладонью по его плечу. Ощущение было приятным, и она решилась сделать то же другой рукой. Потом перешла от гладкой кожи на плечах к покрытой курчавыми волосками груди, коснувшись сосков, маленьких и напряженных. Он часто задышал, и это возбудило ее. Ее пальцы легко пробежали по темной поросли, сужающейся к талии. Она положила ладони на его бедра, потом погладила низ его живота.
Он произнес ее имя, так, словно это стоило ему больших усилий. Руки ее замерли, взгляд поднялся к его лицу. Пока она пыталась прочесть его чувства, он издал еще один, придушенный стон.
— Не останавливайся, ангел мой, только не сейчас. Спускайся ниже. Я хочу, чтобы ты потрогала меня и здесь.
Дженна порадовалась, что с ним все в порядке, и продолжила свое восхитительное исследование. Она коснулась его в том месте, где он просил. И поразилась тому, какой гладкой и твердой оказалась его плоть. Она исследовала его обеими руками, пока он не издал стон, напомнивший ей, что остальная его часть все еще ждет. Обняв его, она прижалась к нему обнаженным животом.
Это полное соприкосновение их тел сделало свое дело. Он больше не мог сдерживаться. Он целовал и ласкал ее, вызывая в ней один за другим взрывы острейшего наслаждения, и, когда сам пережил этот невероятный взлет, оставался в ней, пока не восстановил дыхание. Затем, внимательно следя за тем, чтобы она продолжала лежать на спине, он начал все снова. На этот раз он целовал ее всю, везде, исследуя каждый дюйм ее нежного тела, заглушая ее робкие протесты. Дженна была так ошеломлена тем, что можно так долго испытывать невероятное наслаждение, что вскоре прекратила протестовать. Доверяя Спенсеру, она целиком отдалась его ласкам.
Она уже потеряла счет их слияниям. Она уже не думала о том, кто был сверху, сколько времени она лежала неподвижно
Она не почувствовала искры зачатия. К утру она погрузилась в такую сладостную истому, что просто не могла ничего услышать. Но она знала, знала! Этой ночью в какой-то момент они зачали их ребенка. Оставалось только подождать две недели, чтобы удостовериться в этом.
Глава 9
Как Дженна и предполагала, очередные месячные не наступили. У нее не было ни отеков, ни болей, обычно сопровождавших месячные. И сделанный дома тест подтверждал факт беременности.
Она была в полном восторге, улыбка не сходила с ее лица, хотя она не всегда это замечала. Теперь у нее будет ребенок, о котором она так мечтала! И еще какой! Ребенок Спенсера должен быть необыкновенным, исключительным. Она дождаться не могла, когда ощутит его в себе. Он должен был появиться на свет в мае. Девять месяцев ожидания казались ей вечностью.
В тот вечер, стоя обнаженной перед зеркалом в ванной, она внимательно рассматривала свое тело. Никаких признаков беременности! Вероятно, первые изменения фигуры появятся только через несколько недель.
Уже лежа в постели с блуждающей улыбкой на губах, она продолжала об этом думать. Она не спешила объявить о своей беременности, предпочитая радоваться этому втайне от всех. Лучше сообщить об этом правлению компании во второй половине срока, и то если это станет заметно. Не все, вероятно, одобрят ее идею стать матерью-одиночкой, но к этому времени она все продумает и сумеет их успокоить.
Итак, правление может подождать — как и ее друзья. Даже Кэролайн она пока ничего не скажет. Но Спенсер? Мысли о нем осаждали ее по ночам. Он звонил ей на прошлой неделе, чтобы узнать, как она себя чувствует, — это был самый радостный момент за всю неделю — и поинтересовался, когда должны наступить ее месячные. Она прибавила к этой дате лишний день, чтобы знать наверняка.
Но теперь она уже боялась сообщить о своей беременности, ведь он может сразу распрощаться и больше никогда не позвонить. А ей так хотелось еще раз провести с ним выходные, всего один только раз!
Что, если она немного солжет? Даже не солжет, а просто утаит от него правду. Неужели это такой уж грех, если подумать, что благодаря ему она впервые почувствовала себя женщиной? Да, больше всего на свете она мечтает стать матерью, но перед этим ей хотелось бы еще раз испытать настоящую страсть и вкусить наслаждения. Неужели это так дурно?
Когда на следующий вечер он опять позвонил, она, успокоив свою совесть подобными рассуждениями, старательно выбирала слова в разговоре с ним.
Поздоровавшись, он сразу спросил:
— Ну как, получилось?
Она немного помолчала и тихим голосом, будто ей было тяжело говорить, сказала:
— Думаю, нам придется попытаться еще раз.
— Ах, ангел мой, мне очень жаль. Тебе очень паршиво?
— Нет, терпимо.
— Господи, как жалко! Я был почти уверен, что в Вашингтоне у нас все получилось. Ведь мы так много занимались любовью и чувствовали себя совершенно раскованными. Как ты думаешь, в чем тут проблема?
— Я не думаю, чтобы здесь была какая-то проблема, — твердо сказала она, не желая внушить ему мысль, что с ним что-то не так. — Просто два месяца явно недостаточно.