Больше, чем любовь
Шрифт:
Утром, когда часы пробили восемь, мы уже собирали вещи. Лина пошла в булочную, купить нам сдобу на завтрак, Серега делал снимки пейзажа на склоне, а я спустился к пляжу, вдохнуть напоследок запах моря.
Но хорошее не может длиться вечность, я к этому уже привык.
Мне позвонила мать...
С мамой у нас были довольно натянутые отношения. Нет, я любил её, всем сердцем и душой. Ждал встреч, желал видеть ее улыбку. Но обида из детства никуда не делась, мать променяла меня на свободу, красавчика из большого города, карьеру и отдых после трудовых будней. Декрет добил её, а может то был
Пусть будет счастлива, решил для себя. Каждый человек заслуживает крупицу этого состояния, моя мама не исключение. Конечно, я, как и любой ребенок, мечтал жить в полноценной семье, справлять праздники с родней, получать от них подарки и дарить свои – самодельные. Но, увы, мы не выбираем судьбу.
С отцом мне тоже не повезло. Из образованного человека он превратился в обычного пьяницу. Уход любимой женщины из его жизни оставил свой след. Сперва папа выпивал лишь вечерами, оправдывая себя тем, что за ужином рюмка увеличивает аппетит, которого у него не было. Однако алкоголя в нашей квартире становилось больше, в конце концов, почти вся зарплата преподавателя университета уходила в кассы алкомаркетов.
Образ любимого папы медленно рассыпался в зависимости от бутылки. Однажды, мне тогда было восемь, пока отец спал, я вылил эту гадость в раковину. Отец был вне себя от гнева, он замахнулся на меня… Впервые. Я замер, пытаясь разглядеть в человеке напротив своего родителя. Папа опустил руку, позвонил своему единственному другу – Диме Давыдову. Он закрылся на кухне и долго говорил с ним по телефону.
Я подкрался к дверям и услышал лишь одну фразу:
– Я погублю этого ребенка, Дим… Прошу, забери его.
Никогда мне не было так обидно, как в тот день. Второй близкий человек отказывался от меня. Я стал никому не нужен.
Удивительно, но дядя Дима приехал уже через час, собрал мои вещи и увез к себе в дом. Он сказал, что теперь мы будем одной большой семьей. Мне выделили собственную комнату, купили новую одежду, перевели в школу к Сашке. Меня приглашали за стол во время завтраков, обедов и ужинов. Дядя Дима отдал меня на хоккей, в команду к своему сыну, с которым мы давно были друзьями.
На Новый год мы поехали в Прагу, как настоящая семья: много гуляли, ели вкусности и смеялись. А на день рождения дядя Дима купил мне крутой велосипед, их домработница испекла большой торт и поставила на него свечи. Я свел руки перед собой и загадал всего одно желание: всегда быть частью семьи Давыдовых.
Спустя два года мама вернулась, нет, не с чемоданом и планами не пмж. Она прекрасно знала, что я теперь живу у чужих людей, хотя никто из них не обязан был заботиться о постороннем мальчишке. Но я все равно обрадовался, увидев мать. Русые пряди волос рассыпались на хрупких женских плечах, губы блестели в малиновом оттенке, а в глазах казалось, зародилась новая жизнь. Мама изменилась, она будто ожила после бесконечной череды падений. Я помню, как мы обнялись в тот день, и как она робко, до ужаса виновато, извинилась за долгое отсутствие. Прощаясь, мама обещала звонить и навещать меня по выходным. У нее был целый список подарков, которые она планировала
Но несмотря на желание общаться с сыном, мама не собиралась забирать меня с собой, в новый мир, где она была Королевой. Наверное, она радовалась, что так удачно разрешился вопрос с балластом в виде Ярослава Громова.
И даже это я принял как должное: не сказал ни слова против. Все наконец-то наладилось, подумал я. Вот только что-то было не так... Моя любовь к этой женщине стала иной, она словно сменила сезон с прекрасного лета, на холодную зиму. И по сей день я не мог разрушить стену между нами.
– Как ты, Ярик? – раздался её тёплый голос в трубке. Я сглотнул, разглядывая спокойное море, пену на берегу и двух чаек, что сидели на большой коряге.
– Нормально, а ты, мам?
– Хорошо, знаешь, – с энтузиазмом начала она. – Я решила приготовить торт, ты ведь приедешь на мой день рождения? Хочу сделать "Три шоколада", тебе же он нравится.
– Не знал, что ты полюбила готовить, – в моем голосе звучала отдаленность, да я даже с Ангелиной и той говорил более дружелюбно.
– Не люблю, но ради тебя, хочу попробовать.
– Не стоит на это тратить время, – сорвалось у меня.
– Что ты имеешь в виду? – она явно поникла.
– Я не приеду, мам.
Мы оба замолчали. Не знаю, о чем думала мать в этот момент, а я думал о серых облаках, которые заполнили собой небо. Мне вдруг показалось, оно никогда не посветлеет, как и мои отношения с мамой. Мы были так далеко друг от друга... Я разучился принимать её заботу.
– В школе не отпускают? – наконец спросила она.
– Угу, – прошептал я отговорку. Сел на корточки и взял маленький изумрудный камешек, бывший кусок стекла, который изменило море. Сжав его крепко в пальцах, я отвел руку в сторону и кинул камень в воду. Он проскользнул по поверхности волн, ударившись три раза, пока окончательно не потонул.
“Символично”,– подумал я.
– Сынок...
– Мне уже пора, мам. Созвонимся позже.
Я поспешил сбросить вызов и подняться на ноги. С губ сорвался грустный вздох, пожалуй, слишком грустный. Я вспомнил себя тем семилетним ребенком, сидящим под горкой.
– Красивое, – раздался неожиданно женский голос. Оглянувшись, я заметил Ангелину. Она поравнялась со мной, разглядывая как вода разбивается о гальку. Воздух пропитался прохладной, будто не весна во все, а настоящая хмурая осень. Пожалуй, даже слишком хмурая.
– Мрачное, – отозвался я, загадывая, слышала ли девчонка мой разговор с мамой. С другой стороны, не все ли равно?
– Тебе просто пора снять очки с серыми линзами, – хмыкнула Лина. – Ой, это разве не коса? – она подняла руку, показывая на длинную полосу берега, омываемую морем. Удивительно, как я сам не заметил ее, когда спускался сюда.
– Похоже на то, – без особого энтузиазма пожал я плечами.
– Говорят, коса – это дорога в мир царя Посейдона.
– Да, а еще говорят, что золотая рыбка исполняет желание. Принести удочку? – с нескрываемым сарказмом произнес я. Однако Ангелина не обратила внимание на мою очередную колкость. Мне показалось, она стала воспринимать меня иначе, словно посмотрела под другим углом.