Больше не плачь, мой робот

Гейер Честер

Комок в животе Леннокса разжался, в глазах его горели уверенность и надежда. Теперь они сравнялись. У фон Тельма в небесной дуэли появился равный соперник.

Много месяцев спустя люди по побережье Канала говорили об этом бое в небе. Это соперничество хитрости и мастерства никогда не будет забыто. Снова и снова «мессершмитт» выполнял искусные маневры, надеясь поймать «спитфайр» в ловушку, но «спитфайр» всегда уходил, и его пушки попадали в новую часть противника. «Спитфайр» был как пес, разозливший быка так, что тот стал неуклюжим. Он продолжал преследовать

«мессершмитт», пока нацистский самолет не был весь в дырах. Потом, не в силах больше выносить бой, «мессершмитт» повернул и с ревом полетел в сторону Канала.

Но «спитфайр» не хотел, чтобы бой так кончился. Он преследовал нациста, пока тот в слепой ярости не повернул к нему. И на этом дуэль неожиданно кончилась. Когда «Мессершмитт» повернул, пушки «спитфайра» распороли его от корпуса двигателя до хвоста.

На мгновение мессершмитт» застыл в небе, словно не веря в свою судьбу. Из поврежденного двигателя пошел черный дым, самолет опустил нос и, поворачиваясь, упал в Канал.

Фон Тельм, ужас неба северной Англии, навсегда ушел.

***

Только больше месяца спустя Леннокс снова увидел гремлина Боба. Леннокс, теперь лейтенант Роберт Леннокс и командир 15-й эскадрильи, возвращался с особого тайного совещания в командовании. Был вечер, и солнце посылало по горизонту длинные красные и золотые лучи.

Леннокс помигал, когда перед его глазами появилась вспышка. На корпусе индикатора скорости сидел гремлин Боб.

– Привет! – поздоровался гремлин Боб.

– Ты! – воскликнул Леннокс. – Где ты был все это время?

Гремлин Боб застенчиво улыбнулся. На нем был новый зеленый котелок, а костюм из красного пиджака и вельветовых брюк снова выглядел безупречно.

– Был занят, воспитывал семью, – ответил он. – У меня теперь отличный урожай маленьких виджетов и флиппери-гиббетс, какой только тебе приходилось видеть. Как-нибудь приведу их с собой.

– Сделай это, – с улыбкой сказал Леннокс. – Буду рад с ними познакомиться. Но я хочу поблагодарить тебя за услугу. Все получилось прекрасно. Я сбил фон Тельма, и комиссия потом спросила только, как мне это удалось. Посмотри на мои медали!

Гремлин Боб посмотрел. Потом на его маленьком лице появилась гримаса удивления.

– Услугу? Поблагодарить меня? О чем ты говоришь?

– Ну, ты ведь помнишь, как отправился за фифинеллой, чтобы выманить нацистского гремлина из самолета?

– Фифинелла? – Гремлин Боб задумчиво улыбнулся. – Какая она была маленькая прелестная штучка! Кстати, она теперь моя жена. Но насчет фон Тельма…

На лице гремлина Боба появилось выражение отчаяния, потом он сдвинул котелок и застенчиво почесал лысый череп.

– Знаешь, – сказал он, – я ведь совсем об этом забыл.

– О чем забыл? – спросил Леннокс.

– О фон Тельме, – ответил гремлин Боб с печальным выражением на коричневом эльфьем лице.

– Что? – чуть не подавился Леннокс.

–

Хм… да. Знаешь как мы, гремлины, относимся к фифинеллам. Та, за которой я пошел, чтобы использовать ее в самолете нацистов, была так хороша, что я забыл обо всем и принялся за ней ухлестывать.

Фидо

Таксист остановился перед гостиницей и повернулся к своему пассажиру.

– Ваш адрес, мистер, – устало объявил он.

Ник Бевинс, который сидел, засунув руки глубоко в карманы своего помятого смокинга, вздрогнув, вскинул глаза.

– Что? – пробормотал он. – А, да. – Он взглянул на счетчик, затем достал бумажник, из которого вытащил две банкноты. Подал их таксисту и, не дожидаясь сдачи выбрался из машины. Та с недовольным урчанием умчалась прочь.

Оставшись один на тротуаре, Бевинс рассеянно потер ладонь правой руки о тыльную сторону левой. Он медленно огляделся вокруг, и его карие, слегка навыкате, глаза смотрели настороженно.

Было раннее утро. Проблески рассвета появились на горизонте в восточном краю улицы. Фонари светили бледным светом в тумане, который наползал с озера Мичиган, находящегося не дальше, чем в трех кварталах. Тьма все еще тяжело давила на эту часть северной стороны Чикаго, и высокие многоквартарные дома маячили подобно скалам во мраке, неосвещенные и безликие.

Взгляд Бевинса ощупал обе стороны улицы, с одного конца до другого. Она казалась незнакомой в тумане, почти потусторонней. Но не было ничего: ни какого-то движения, ни звуков. Душу его наполнило растущее чувство облегчения. Он уже почти уверился, что подозрения прошлой недели, будто бы кто-то преследует его, это всего лишь нервы.

Внезапно с озера подул холодный ветер. Бевинс поежился и запахнул расстегнутые полы своего пальто. Он почувствовал резкую вспышку нетерпения. Чего он ждет? Неужели и правда надеется что-нибудь увидеть? Он взглянул на дверь из стекла и металла, которая вела в гостиницу, и послал телу мысленный импульс, который приведет его ноги в движение.

И вдруг прирос к месту. На мгновение глаза его оторвались от двери, и в конусе света от уличного фонаря ярдах в пяти, ему показалось, он увидел, как что-то шевельнулось. Но когда его испуганный взгляд метнулся к тому месту, там не оказалось ничего, кроме клубящихся клочьев белого тумана. Но он был уверен, что кто-то – или что-то – долю секунды стояло в освещенном кругу.

Бевинса обуял ужас. Теперь он точно знал, что это – не следствие расшатанных нервов и не плод его воображения. Некто преследует его. Или нечто. Нечто безмолвное, как приближение самой смерти, что передвигается с такой быстротой, что оставляет лишь проблеск движения, улавливаемого краешком глаза.

Мозг Бевинса завершил предыдущий импульс, и он как безумный влетел в двери. Ночной портье, который читал журнал в свете настольной лампы, испуганно вскинул на него глаза.

– О! Доброе утро, мистер Бевинс.