Больше не приходи
Шрифт:
– А где же Инна?
– Я здесь.
Инна показалась в дверях. Самоваров боялся почему-то ее истерик, слез и даже обмороков, но она шла прямая, спокойная, только нос порозовел и разбух, и вообще лицо подурнело.
Николай продолжал:
– Это случилось в мастерской. Мастерскую я запер. Сейчас никому лучше не покидать усадьбу. Надо сообщить в милицию. Давайте решим, каким образом мы это сделаем.
– У меня есть рация, – сказал Семенов.
– Замечательно. Давайте ее сюда.
Семенов поспешно бросился к своим вещам, зашуршал, зашелестел
– А, собственно, почему вы так здесь распоряжаетесь, господин реставратор? – недовольно осведомился Покатаев.
– Толик, не лезь в бутылку, – устало сказала Инна. – Что тебя не устраивает? Что он делает не так? Николай, к твоему сведению, прежде был... ну, работал в милиции, что-то такое... и знает, как надо поступать.
– В милиции? Кем же это, позвольте полюбопытствовать? Письмоводителем?
– Нет, не письмоводителем. Инспектором уголовного розыска. Правда, всего лишь одиннадцать месяцев. Ну, и что рация? – поторопил Семенова Николай.
Семенов вышел из-за своего шкафа с растерянным лицом:
– Ее там нет.
– Как нет? Получше поищите, у вас ведь масса вещей, где-то завалилась.
Семенов обиделся:
– Я всегда кладу вещи в определенное место и прекрасно ориентируюсь, что где. Но на всякий случай я все обшарил. Нет ее нигде. Это же не иголка, в конце концов. Но если хотите, пожалуйста, смотрите сами...
Николай и Валерик, не чинясь, вместе с Семеновым еще раз перерыли все банкирские баулы и пакеты, но рации нигде не нашли.
– Это хуже, – покачал головой Самоваров. – Надо кому-то идти на станцию.
Егор, все это время зачарованно смотревший в окно, нервно потер колени:
– Не может быть. Дядя Коля, а может, это несчастный случай?
– Или самоубийство? – подсказала Настя.
– Вряд ли. Маловероятно, что Игорь Сергеевич сам себе всадил в спину нож. Да и случайно напороться трудно... Так что, самоубийство отпадает.
Егор удивленно прошептал:
– Тогда – кто?
– Наконец-то сообразили спросить о главном, – скривился Покатаев. – Наверное, какие-нибудь бичи. Помнишь, Инна, как сюда нагрянули беглые зеки?
– Нет, совсем не то, – не согласилась Инна. – Те наделали шуму, требовали денег, чаю, водки, одежду. Весь дом стоял на ушах. После этого Игорь купил ружье. Стали на ночь запираться. Видел запоры теперешние? А тут... В мастерской все разбросано, но ничего, ничегошеньки не взято.
– Как же вы там наверху ничего не слышали?
– Может, и слышали, – отозвался Егор. – Весь вечер в Доме все толклись, ходили туда-сюда, говорили, кричали. Проходной двор.
– Неужели вы считаете, – вдруг заявила, уставившись на Николая круглыми глазами, Оксана, которая держала в руках зеркальце и губную помаду, – неужели вы считаете, что это, как в детективах... кто-то из...
И тишина вдруг повисла в “прiемной” совсем как в романе. Только слышно было, как шушукаются в облезлых, неверно идущих часах какие-то пружины и шумит дождь.
– К чему гадать, – вздохнул Николай. – Надо скорее вызвать милицию. Кто пойдет на станцию?
– Давайте, я, –
– Нет, лучше я, – вдруг засуетился Семенов. – Во-первых, у меня есть и куртка, и обувь, я прекрасно экипирован для такой скверной погоды. Во-вторых, у меня срочные дела в городе. А в-третьих, у меня все-таки... гм... связи. Нельзя допустить, чтобы этим делом занялся какой-нибудь местный Анискин! Нужны лучшие силы... Ну, а если... пойдет следствие, меня найти легко.
– Ага, как же! – вдруг сипло вставила Валька. – Фить – и за границей!
Семенов только брезгливо пожал плечами.
– Все это не то. Я поеду на своей лодке, – решительно заявил Покатаев.
– Да, это будет лучше всего, – согласился Самоваров. – Давайте мы вас проводим, а заодно посмотрим, нет ли в самом деле посторонних следов.
Они вышли на крыльцо.
– Какие следы? Такой дождь... – ворчал Покатаев.
– Не скажите. Анатолий Павлович, – возразил Самоваров. – Темно ведь было. Да, дождь, но кругом дорожки, плешинки – сплошная глина. Вот ведь это ваши кроссовки по крыльцу прошлись? И на доске у туалета...
Покатаев окунул подошву в лужу и отпечатал на крыльце узорчатый след.
– Прекрасно. В результате героических поисков и сложных экспериментов установлено, что я был в сортире. Это же и козе понятно! Что за дурацкие игры в Шерлока Холмса! И Ватсон ваш худосочный подглядывал, как я шел назад. Тоже мне, судьбоносный след! – Покатаев фыркнул.
Он быстро зашагал к реке, накинув на голову капюшон плаща. Самоваров вытянул шею, изучая дощатый настил под навесом вокруг Дома. Сюда дождь не достал, но следов никаких не видно. Дневная еще пыль, травинки сухие. Нет, в Дом через “прiемную” никто не входил; такая тьма народу, незамеченным никак не проскользнешь. Кто-нибудь да увидел бы. Спали все наверняка плохо на новом месте. Лампы всю ночь горели. Какие там бичи!
А наружная лестница? Тут они сами с Валериком, конечно, уже понатоптали, но Самоваров знал, что Инна трусиха, и после того случая с беглыми зеками не только запирается на громадные кованые запоры, но и ночью встает их проверять. Со следами вообще вряд ли что выйдет: в мастерской вонища, пролит скипидар, лаки, любая собака свихнется. Красотка-Оксана, похоже, права: кто-то из своих. Но это невероятно!
Покатаев возился у моторки, привязанной к опоре моста.
– Черт! – заорал вдруг он. – Кто-то испортил мотор! Теперь двигаться можно только на веслах. Против течения – это нереально.
Самоваров снова удивился. Ни дать ни взять – какой-то роман: рация пропала, мотор испорчен... “Мы отрезаны от мира, месье Пуаро”. Работая в угрозыске, он быстро понял, что настоящие преступления нисколько не похожи на книжные. В жизни все грубее, проще и непонятнее. А тут все, как по писаному.
– Да, придется все-таки идти пешком, – согласился наконец Покатаев.
– Я пойду, – твердо объявил Семенов. Глаза его под дымчатыми стеклами уклончиво смотрели куда-то в сторону. – Я уже изложил причины. Я лучше экипирован, и все такое... И потом... Мне кажется...