Больше никаких мужчин!
Шрифт:
— Я знаю, что вы имеете в виду. — Ее голос дрожал, в душе у Ника все переворачивалось.
— Итак, вы признаетесь, что испытываете небольшое… любопытство по отношению ко мне.
— Конечно.
Он заметил, как она вцепилась руками в край кроватки.
— Ведь я человек.
— Продолжайте и спросите, почему я не сообщил своим родителям о том, что Джейми заболел.
Она опустила голову:
— Не стану, если вы не хотите об этом говорить.
— Вообще-то хочу. Вы помните наш разговор о том, что у членов моей семьи течет в жилах голубая кровь? Ну, я поклялся, что жизнь Джейми
— Вы говорите так потому, что такое произошло с вами? — тихо спросила она.
— Наши с Эрикой предки разрушали друг друга поколениями. Закончилось тем, что они разучились любить и позволять любить себя. Они не способны на такое чувство.
Она подняла на него подозрительно блестящие глаза:
— Но вы совсем не такой!
Желание крепко обнять Риз было таким сильным, что Ник приложил все силы, чтобы сдержаться.
— Я собирался стать таким, как они, но три недели назад один из клиентов сделал случайное замечание и раскрыл мне глаза.
— Что он сказал?
— Он выразил свои соболезнования и сказал, что никто лучше ребенка не поможет справиться с горем. Очевидно, он полагал, что я типичный молодой отец, который просыпается по ночам, чтобы покормить ребенка. Но он не подозревал, что разговаривает с Уэйнрайтом — выходцем из аристократического сословия. Вы не можете себе представить, что я тогда почувствовал, зная, что Джейми находится у моей тещи и тестя. О нем заботятся слуги, а я это позволяю. Хуже того, мои собственные родители не находили в этом ничего плохого. Но настоящее преступление случилось тогда, когда я позволил им забрать Джейми. Я передал сына слугам, фактически бросив его.
— Но если вы ненавидели то, как поступали с вами родители, значит…
— Я знаю. — Он запустил пальцы в волосы. — Это сложно. Когда умерла Эрика, для меня наступило затмение. Но, стоя сейчас рядом с сыном, я так отчетливо все понимаю, что я ужасаюсь тому, каким отвратительным человеком однажды был. Правда в том, что я мог бы перезвонить своему отцу сегодня вечером и рассказать родителям о Джейми, но им нет до него дела. Им даже в голову не пришло бы навестить его в больнице. В течение тридцати четырех лет они эмоционально отсутствовали в моей жизни. Этого никогда не изменить. Никогда не изменятся и мои кузены и кузины.
— О, Ник… Мне так жаль. Я понятия не имела.
— Откуда вам знать? Вы пришли из иного мира. Настоящего мира.
— По меньшей мере, родители Эрики оказались рядом, чтобы поддержать вас.
— В этом вы заблуждаетесь. Они меня презирают.
— За то, что вы наняли меня?
— Нет, Риз. Мои проблемы с ними начались год назад, когда Эрика согласилась на развод.
— Вы с ней развелись? — Риз казалась шокированной.
— Да. Мы предприняли еще одну попытку сохранить наш двухлетний брак, но ничего не получилось. До тех пор пока мы не развелись, она не говорила мне, что беременна. Она переехала к родителям. Я не виделся с ней до тех пор, пока мне не позвонили и не сообщили, что ее везут в
— Так вот почему в пентхаусе не было детской.
— Я дал ей карт-бланш на декорирование квартиры в ее вкусе, но чаще всего она оставалась в Уайт-Плейне. Большую часть времени мы жили порознь, что устраивало нас обоих. Я знаю, что вы не можете этого понять.
Риз избегала его взгляда.
— Так печально.
— В то время это казалось обычным. Когда она умерла, я чувствовал себя опустошенным. Однако именно чувство вины за то, что наш брак не удался, затянуло меня в мрачное болото безысходности. Я позволил Херстам забрать мальчика к себе. Проблема в том, что родители Эрики считают, будто Джейми, а также все деньги, которые переходят от меня к нему, как наследнику, скорее принадлежит им, чем мне. Ведь я задел гордость семьи.
Он услышал, как Риз тихонько простонала.
— Кажется, вы в ужасе. Так чувствовал бы себя любой нормальный человек. Но в моем мире я нарушил кодекс общественной морали, разведясь с ней. Ко мне относятся как к революционеру. Разрешение, которое я дал ее родителям на то, чтобы они на время взяли ребенка, внешне кажется пристойным. Мои родители предпочли бы, чтобы Джейми оставался у них. Они готовы пойти на все, чтобы сохранить благопристойный образ.
Она покачала головой:
— Какой ужас!
— Я не решался вам об этом рассказать. Все так запутанно и сложно, и я пойму, если вы не захотите встревать во все это. Если вы хотите отказаться от работы, я дам вам чек на полную сумму, о которой мы договорились. Но я попрошу вас не уходить до тех пор, пока Джейми не пойдет на поправку.
Если бы только Ник знал, о чем думает Риз!
Она глотнула воздух:
— Не будьте смешным. Согласно нашей договоренности я буду работать до конца лета. Если вы по-прежнему с этим согласны, тогда давайте не будем больше об этом говорить.
— Значит, не будем.
— Хорошо. Прямо сейчас мы должны сосредоточить свое внимание на вашем сыне, вот и все.
Едва она успела произнести эти слова, как Джейми проснулся и заплакал. Ник подошел к кроватке и взял малыша на руки.
— Он все такой же горячий?
Он посмотрел в ее глаза:
— Да.
Риз откровенно запаниковала. Температура Джейми не спадает уже восемнадцать часов! Ведь лекарство должно сбить ее.
Ник и Риз по очереди держали Джейми на руках, успокаивая. Проходили минуты. Очередная медсестра пришла проверить состояние ребенка и ушла, ничего им не сказав. Риз по-настоящему испугалась. Прошло еще полчаса, затем в палату вошел доктор Уэллс, будучи уже в перчатках и маске.
— Мне жаль, что ваш сын заболел, мистер Уэйнрайт. Дайте я его осмотрю.
Пока Ник передавал ребенка педиатру, Риз стояла в стороне, радуясь его приходу. Через минуту доктор поднял голову:
— Вам следует начать кормить его. Медсестра принесет смесь. По чуть-чуть. Сначала его может тошнить, но продолжайте его кормить. Я зайду позже.
Следующий час превратился в кошмар, ибо Джейми рвало через каждые десять минут после кормления. Риз не знала, как все это вынесет Ник.
Начало светать. Риз посмотрела на часы и произнесла: