Болшевцы
Шрифт:
Николай рассказывал, как он вначале работал на заводе, потом учился на курсах.
— У меня здесь и жена живет, — говорил он, — пойдем, я тебя познакомлю с ней.
И он повел мать на трикотажную фабрику, по дороге показывая ей коммуну.
— Это наша поликлиника, — говорил он, — а вот фабрика-кухня, зайдем-ка, мать, я тебя покормлю.
И мать ходила за ним, умиленная, гордая.
— У вас и церковь есть? — спросила она, показывая на радиоузел.
Коля объяснил ей, что здесь когда-то была деревня Костино, но коммуна, разрастаясь, оттеснила ее, а церковь осталась в наследство. И
И когда они вышли на волю, то мать долго стояла и слушала, как кричал громкоговоритель.
Они заглянули по пути в ясли для детей болшевцев.
— Эти не будут знать беспризорности, — сказал Николай.
Маруся заведывала складом на трикотажной фабрике. Здесь на полках лежали голубые, синие и золотисто-зеленые джемпера и свитеры с рисунками в клеточку, в полосочку и с разводами. Шелк лоснился, краски горели, как полевые цветы. И мать, увидев такое богатство, только всплеснула руками. Но больше всего ее удивляло, что воры, делая такие красивые вещи, не крали их. Потом Николай отвел мать на квартиру во вновь отстроенном корпусе для семейных:
— Ты приляг, отдохни, а я сбегаю в клуб.
В комнате стоял диван. Кровать была покрыта голубым тканьевым одеялом. Гардероб высокий, с зеркальной дверкой. В углу на маленьком столике в груде книг и журналов стоял телефон.
— Живет, как заведующий! — сказала мать, а когда вдруг зазвонил телефон, то она испугалась и несколько минут простояла, не шевелясь, точно боясь, что кто-то заметит ее и рассердится, что она не взяла трубку.
«Пустая голова, — подумала она опять сердито про Костю, — от какой жизни ушел».
Вечером за чаем мать как бы невзначай сказала:
— Костя-то у нас очень мается!
Николай, зная, что брат сбежал из Соловков, сказал:
— Пусть горюшка хватит. Умнее будет.
— Определи его в коммуну, — попросила мать.
— У нас не проходной двор.
— Правда, правда, — согласилась мать. — От какой жизни, дурак, ушел. А ты все-таки похлопочи за него… Хочется хоть перед смертью порадоваться на вашу жизнь.
Николай пожалел мать.
— Передай Косте, — сказал он, — если он бросит воровку-жену и тещу Каиншу — тогда похлопочу!
Мать осталась ночевать. Перед сном Маруся показывала, какие они нажили вещи, рассказывала, как они хорошо живут.
— Мы вдвоем-то полтысячи зарабатываем, — говорила она матери, и та впервые за долгие годы уснула счастливой.
Проснувшись ночью, она увидела, что сын еще не спит. Он сидел, читал и писал.
«Коля, пожалей себя, от книжек — говорят люди — с ума сходят», хотела привычно сказать старуха, потом задумалась, посмотрела на телефон, на согнутую спокойную спину сына, вздохнула и не сказала ничего.
Десятилетие
Болшевская трудкоммуна праздновала 12 июня 1935 года свое десятилетие. Это не первый праздник в Болшеве, когда сияют чистотой комнаты, цехи, улицы, когда плещутся алые стяги и яркие кумачевые полотнища, когда особенно подтянуты и веселы коммунары.
И все же этот праздник отличался от всех, какие были в коммуне прежде.
Этот день был знаменателен не только для небольшой сравнительно кучки коммунаров-выпускников
Утром 12 июня каждый болшевец, разворачивая свою газету — она в этот день вышла на 20 страницах, — читал приветствия всесоюзного старосты М. И. Калинина, руководителя Коминтерна Г. Димитрова, Н. К. Крупской, М. Горького, С. М. Буденного. Коммуну приветствовали в этот день ВЦСПС, МК комсомола, Центральный совет Осоавиахима, «Известия».
Коммуна имеет друзей во всем мире. Ее книга для записи впечатлений заполнена восторженными отзывами представителей рабочих и интеллигенции почти всех стран.
Старый друг коммуны Анри Барбюс поздравил ее в этот день письмом.
Гости начали прибывать в коммуну с утра.
Ученые, писатели, артисты, художники, журналисты, рабочие-ударники, приглашенные на небывалое торжество, удивляются на каждом шагу. В сопровождении дежурных с красными повязками на рукавах они гуляют по широким улицам коммуны.
Они внимательно осматривают прекрасно оборудованные цехи, заходят в комнаты семейных коммунаров, заглядывают в общежития, в учебный комбинат.
Хорошо встречала гостей коммуна. Празднично украшен городок. Интересно организована выставка.
Выставка — лучшее вступление к отчету за десять лет. А торжество несомненно носило отчетный характер.
Многоэтажные здания, выставка картин в учебном комбинате, наконец, сами коммунары — внимательные и бодрые — были главами отчета этой «фабрики людей», как метко назвал коммуну товарищ Погребинский.
А гости все прибывают и прибывают. Приехал самый любимый гость коммуны — товарищ Ягода. Он обещал приехать в коммуну в половине третьего, и ровно в 2 часа 30 минут нарком входил в здание управления коммуны — пример точности для болшевцев.
В клубе начинается торжественное собрание.
В президиуме — товарищи Ягода, Погребинский, Богословский, Островский, старые большевики товарищи Ярославский и Сольц и рядом с ними юбиляры — воспитанники коммуны — и делегаты из других коммун.
Председательствует старейший коммунар, инженер-механик Михаил Накатников.
Открывая собрание, он вспоминает о том, как привезли в бывшее имение Крафта из Бутырского изолятора восемнадцать воров, рассказывает о первых табуретках, сделанных в коммуне, — они весили двадцать фунтов и обошлись чуть ли не дороже буфетов. Он приводит цифры, говорит о том, что за десять лет существования коммуны 972 воспитанника получили право гражданства и приняты в члены профсоюза, со 187 человек президиум ВЦИК снял судимости. 29 человек оказались достойными носить высокое звание члена ВКП(б), 19 человек приняты в сочувствующие, 139 — в комсомол. 10 человек несут службу в рядах РККА. 3 бывших коммунара получили высшее образование и стали инженерами, дипломы инженеров скоро получат еще несколько человек.