Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918)
Шрифт:
Разгром отряда Попова Ленин считал делом пустяковым, что еще раз подтверждает версию об отсутствии каких-либо "мятежных действий" со стороны левых эсеров. При этом, однако, перед военными Ленин делал вид, что относится к мятежу левых эсеров серьезно. Бонч-Бруевич пытается объяснить такое "странное" поведение Ленина уважением к военной науке:
"Я передал ему (Подвойскому -- Ю.Ф.) приказ Владимира Ильича атаковать взбунтовавшийся полк войск ВЧК Попова, добившись или сдачи его, или полного уничтожения с применением беспощадного пулеметного и артиллерийского огня. Подвойский все это со вниманием выслушал и заявил мне, что он сосредоточит войска
– - Да, серьезную штуку затеяли наши главковерхи, -- до
бродушно улыбаясь, заметил Владимир Ильич.
– - А нельзя
ли бы как-нибудь попроще? Настоящую войну разы
грывают!..
Часа в два мы получили наконец сведения, что войска, окончив сосредоточение, развернулись и двигаются по вымершим улицам...
– - Наконец-то продвигаются...88 Вот уж копуны...88 -
шутил сердясь Владимир Ильич.
– - Хорошо, что у нас
еще враг-то смирный, взбунтовался и почил на лаврах,
заснул, а то беда бы с такими войсками..."89
Практическое руководство операцией по разгрому отряда Попова было поручено Вацетису. Впрочем, не сразу. Большевики
подозревали его в "бонапартизме" и первоначально соглашались доверить ему лишь составление плана атаки, а не само командование войсками. Но Вацетису, по-видимому, не хотелось упускать шанс, и он настоятельно попросил Подвойского и Муралова доверить командование ему. За успех операции он готов был поручиться головой.90 После долгих переговоров и колебаний большевики передали командование Вацетису.91
Самая большая опасность для большевиков заключалась в том, что настроенные антисоветски части Московского гарнизона, несмотря на удаленность от центра города, могли воспользоваться ситуацией и поднять в Москве настоящее восстание против советской власти, как против большевиков, так и против левых эсеров. Опасались этого не только большевики, но и командиры латышской дивизии, понимавшие, что в случае такого антисоветского восстания в первую очередь будет перебита латышская стрелковая дивизия, поскольку именно она была единственной опорой советской власти в столице. Вацетис пишет:
"Ко мне подошел начальник штаба дивизии, бывший полковник генштаба,92 и заявил, что он сдает занимаемую должность...
– - Вы революционеры. Вы знаете, за что вы погибаете, а я за что погибну? ...Весь гарнизон против большевиков, и что же вы думаете -- кучкой ваших латышей победить?"93
Но сами большевики считали, что хотя на содействие примерно 20 тыс. войск Московского гарнизона, не входящего в число войск Красной армии, объявивших нейтралитет и дислоцировавшихся в так называемом Ходынском лагере, рассчитывать не приходится, важно лишь не сделать в отношении этих аполитичных войск неправильного шага, важно не спровоцировать эти нейтральные войска на выступление против советской власти. Между тем Вацетис, ущемленный недоверием большевиков, рвался доказать свою преданность и предложил Данишевскому и Петерсу не только разгромить левых эсеров, но и атаковать
лагеря были необходимы для войны с Германией, а во-вторых, именно так и можно было повернуть эти войска с нейтральных позиций на активно-антисоветские. К тому же Ленин знал, что никакого "восстания левых эсеров" не происходит. И чтобы унять пыл командира латышской дивизии, Ленин вызвал его к себе. В полночь Вацетис в сопровождении Данишевского прибыл в Кремль. Войдя в зал, где ожидал его Вацетис, Ленин подошел к нему быстрыми шагами и спросил таинственно, вполголоса: "Товарищ, выдержим до утра?" Вацетис пишет:
"Я в этот день привык к неожиданностям, но вопрос тов.Ленина озадачил меня остротой своей формы... Почему было важным выдержать до утра? Неужели мы не выдержим до конца? Было ли наше положение столь опасным, может быть, состоявшие при мне комиссары скрывали от меня истинное положение наше?"95 Этот эпизод истолковывается советской историографией как доказательство серьезности левоэсеровского "восстания". Но очевидно, что Ленин только пугал Вацетиса, чтобы направить его энергию исключительно на разгром ПЛСР. И Вацетис сконфузился, испугался. О разгроме Ходынского лагеря он теперь не думал. Вацетис продолжает:
"...Я был убежден в нашей победе. Но я сознаюсь, что вопрос, поставленный В.И.Лениным, озадачил меня... Хотя наши войска не собраны еще полностью, ...в наших руках Кремль, неприступный для заговорщиков... Относительно нашего положения я сказал, что оно вполне прочное, и просил В.И.Ленина разрешить мне приехать с более подробным докладом через два часа, т.е. в 2 часа утра 7 июля. Ленин согласился..."96
То, что Ленин именно пугал пришедшего к нему вместе с Данишевским Вацетиса, подтверждает Стучка. Он пишет:
"Затем офицеры ушли, и Ленин, сохраняя обычную веселость, вступил в беседу с собравшимися частным образом членами правительства... уверенный в том, что власть в Москве стоит прочно, как всегда".97 На Вацетиса же разговор с Лениным подействовал соответствующе: Вацетис стал относиться к "восстанию" с большей серьезностью.
К двум часам ночи все необходимые приготовления были произведены.98 В распоряжении большевиков находилось примерно 3 250 человек." Вацетис теперь уже был абсолютно уверен в победе; 100 и с этим прибыл к Ленину, как и было условлено, в два часа ночи. Вацетис вспоминает:
"Когда я излагал состояние наших войск и указал, что наша артиллерия может действовать только прямой наводкой, В.И. Ленин улыбнулся и сказал: -А что она сделает?
– - Я... сказал, что дам указание... продвинуть на руках латышскую батарею как можно ближе к резиденции левоэсеровского "правительства" и навести пушки так, чтобы выпалить прямо в окно...101 Наша беседа длилась минут двадцать".102
Ночь в Москве прошла спокойно. Никаких активных действий "мятежники", разумеется, не предпринимали.103 Редкие перестрелки в городе были привычным явлением для Москвы 1918 года. В пять часов утра, как и планировалось, началось наступление латышей.104 Трудно судить о том, происходили ли военные столкновения между половцами и латышами на подступах к Трехсвятительскому переулку. Советская историография, например Томан, утверждает, что столкновения были.105 Но в сообщении Томана многое не внушает доверия. В ночь с 6 на 7 июля был дождь с грозой.106 По свидетельству Вацетиса,