Большей любви не бывает
Шрифт:
У Бена слезы наворачивались на глаза, когда он смотрел на них и думал, как много они для него значат.
— Вы все отлично выглядите.
Тедди сполз с рук Эдвины и со смехом погнался за Алексис. Эдвина улыбнулась, откидывая назад прядь блестящих черных волос.
— Детям здесь нравится.
— Мне кажется, тебе тут тоже хорошо. — Бен с удовольствием отметил, что она загорела, немного поправилась, но не успел толком поговорить с нею, как дети облепили его.
Они весь день играли, а в сумерках, когда дети наконец
— Как здорово, что мы опять здесь.
Она не сказала, что тут все напоминает о родителях, но они и так это оба знали. И Эдвина чувствовала себя с Беном легко, откровенно говорила обо всем, ведь он был самым близким другом ее родителей. Так странно приехать в места, куда они ездили раньше все вместе. Будто они надеялись найти их тут, но мало-помалу все дети осознали, что папа с мамой ушли навсегда. Так и с Чарльзом. Трудно было поверить, что он никогда не приедет из Англии… никогда не войдет в их дом.
Эдвина и дети долго жили воспоминаниями, и теперь в первый раз они почувствовали, что жизнь продолжается, и немного повеселели.
Сидя в сумерках рядом с Беном, Эдвина обнаружила, что спокойно говорит с ним о родителях и даже смеется при воспоминании об их развлечениях в прошлое лето И Бен тоже смеялся, вспомнив, как Берт напялил на себя медвежью шкуру и напугал до полусмерти его, Кэт и Эдвину, ввалившись в домик с громким рычанием.
Они вспоминали, как ходили рыбачить на маленькие речушки, спрятанные в лесах, как катались целыми днями по озеру на лодке. Любой пустяк, любая смешная подробность стали для них теперь драгоценными воспоминаниями. Впервые за несколько месяцев они приносили скорей утешение, чем боль, и Эдвине очень хотелось разделить эти воспоминания со всеми детьми.
— Ты отлично с ними справляешься, — похвалил Бен, и Эдвина была приятно тронута его словами: иногда она не чувствовала в себе особой уверенности.
— Я стараюсь, — вздохнула она, — но Алексис все еще очень пуглива, Филип как-то подавлен, а малышам иногда снятся кошмары. С ними нелегко.
— Всегда трудно растить детей, но все равно это прекрасно. — Наконец он осмелился сказать то, о чем думал несколько месяцев, но вслух говорить не решался:
— Тебе надо больше бывать на людях. Твои родители не все время посвящали вам, они путешествовали, встречались с друзьями, отец руководил газетой, да и у мамы было много интересов.
— Вы предлагаете мне поступить на работу? — усмехнулась Эдвина, поддразнивая его, но Бен покачал головой.
Он был приятным мужчиной, но Эдвина никогда не думала о нем иначе, как о папином друге и своем «приемном» дяде.
— Нет, я имею в виду, что тебе надо общаться с друзьями.
С Чарльзом она постоянно куда-нибудь ходила. Бену очень нравилось, когда она, с сияющими глазами, шла с Чарльзом, одетая в красивое платье. Ей нельзя вести жизнь затворницы или многодетной вдовы, ведь ее жизнь
— Разве прекратились вечеринки, на которые… ты ходила? — Он побоялся упомянуть Чарльза, чтобы не причинить ей боли, и Эдвина опустила глаза.
— Сейчас не время для этого. Слишком недавно все было, и без Чарльза ей будет очень трудно. Она вообще не хотела никуда больше выезжать, по крайней мере сейчас она так думала. И в любом случае, напомнила она Бену, пока она в глубоком трауре по родителям. Она носит только черное и не имеет желания никуда ходить, разве что с детьми.
— Эдвина, — твердо прозвучал голос Бена, — тебе надо покончить со своим затворничеством и выезжать.
— Я буду… когда-нибудь. — Но в ее голосе не было уверенности.
Бен надеялся, что, может быть, она передумает. Ей двадцать один, а она ведет монашеский образ жизни. Ее день рождения прошел почти незамеченным в этот год, необычный лишь только тем, что она теперь совершеннолетняя и может подписывать бумаги.
Бен ночевал в коттедже с мальчиками, чему они были страшно рады. В пять утра он взял их на рыбалку, и, когда они вернулись, победно размахивая уловом, пропахшие рыбой с ног до головы, Эдвина уже готовила завтрак.
Она привезла с собой Шейлу, ирландскую девушку, очень милую, но к которой дети никак не могли привыкнуть. Они все скучали по Уне. Шейла расположила к себе рыбаков, почистив их добычу, и Эдвина приготовила рыбу на завтрак. Все ужасно удивились, что мальчишки на этот раз действительно наловили рыбы, а не ссылались, как раньше, на плохой клев.
Проведя с Беном несколько счастливых дней, все загрустили, когда настало время ему уезжать. После ленча Бен начал прощаться, и Эдвина заметила, что почему-то давно не видно мальчиков.
Они сказали, что идут гулять, а потом купаться. Эдвина разговаривала с Беном, как вдруг на участок ворвался взбешенный Филип.
— Ты знаешь, что сделал этот крысеныш?! — заорал он.
У Эдвины сильно забилось сердце, она испугалась, не представляя, что же могло случиться.
— Он ушел, пока я спал на берегу… Я проснулся и увидел, что в воде плавают его сандалии, кепка и рубашка… — Я долго нырял, прощупывал дно палкой…
Эдвина увидела, что руки Филипа все исцарапаны, покрыты илом, ногти на пальцах сломаны, а одежда мокрая и рваная.
— Я думал, он утонул! — кричал Филип, давясь слезами. — Я думал…
Он отвернулся, чтобы не видели, как он плачет, а потом бросился на входящего Джорджа. Филип дал ему в ухо, обхватил за плечи и затряс изо всех сил.
— Не смей больше так делать!.. Предупреждать надо! — Он орал на Джорджа, а тот, чуть не плача, отпихивался кулаками.
— Я бы сказал, если б ты не дрых. Ты всегда или спишь, или читаешь… Ты даже не знаешь, как рыбу ловят! — Он прокричал первое, что пришло ему в голову, а Филип продолжал его трясти.