Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…
Шрифт:
Вышибла ногой дверь против её обычного распаха (кто не знает – двери общественных помещений всегда открываются наружу), а тут створки с хрустом вывернулись внутрь. «ППС» у бедра, ещё чуть-чуть, и начала бы крестить зал вдоль и поперёк, сверху вниз. Дошёл до неё «некробиотический эмоциональный взрыв» от подруги, почувствовавшей, что умирает.
Остановилась, наткнувшись не на стену, сначала на ментальный посыл Фёста, чуть позже – на безмолвный призыв увидевшей её «двести девяностой», почти что самой младшей из всех сестрёнки.
– Инга, сюда…
Искажённый горловым спазмом голос полковника Ляхова сразу привёл валькирию с тевтонской фамилией в безукоризненно спокойное состояние.
– Слушаюсь, Вадим Петрович. Что с Людмилой?
– Нормально, – дёрнул он окровавленной щекой. – Мария где?
– На улице, держит окрестности.
– Слушай меня. Настрой блок и перекинь нас на Столешников в этойМоскве. Напрямик. Сама знаешь как… И вот этого с нами, – он ещё раз сильно пнул Ашинбергаса. – Генерала забирайте с собой и на машинах гоните туда же. Здесь – оставьте как есть. Поняла?
– Поняла, Вадим Петрович!
– Включай своим, у меня видишь, руки заняты…
Инга, совсем немного помешкав, нашла нужную комбинацию на клавиатуре, потянула Фёста за рукав.
– Давайте наружу и два шага за угол. Зачем это имвидеть? – Она указала на пятерых зелёных от страха и густого запаха крови «туристов» и высунувшихся, когда смолкли выстрелы, официанта с барменом, судя по возрасту, ещё помнящих бандитские «стрелки» начала девяностых.
– Давай!
Инга с не девичьей силой выволокла Ашинбергаса на крыльцо, ухватив за дорогой, возможно и крокодиловый, поясной ремень, и дальше, по ступенькам, не заботясь о целости его лица и прочих выступающих частей тела.
Она совсем не интересовалась, почему Фёст принял именно такое решение. С точки зрения логики войны не самое очевидное. Нужно – значит нужно.
Проход открылся, Вадим с Людмилой на руках перешагнул в прихожую здешнейквартиры, чтобы не тревожить межвременную ткань. Принято считать, что чисто пространственные переходы почти безопасны. Следом Вирен перекинула до сих пор бесчувственное тело живого « лидера народного восстания».
– Так мы поехали, Вадим Петрович?
– Езжайте, только оч-чень аккуратно. – Фёст только сейчас подумал, что две девчонки в чужом мире, с безжалостно скованным жёсткими наручниками генералом погранслужбы в машине прилично рискуют.
Валькирия его поняла.
– Проскочим, господин полковник. Если в вашем мире городовым не хватит располагающих улыбок красивых девушек, могут нарваться на кое-что другое… Вы же нас за это не накажете?
И глядя в красивое, но с недобро сощуренными глазами лицо Инги, не могущей оторвать взгляда от еле-еле улыбнувшейся и ей тоже Вяземской, он подумал, что совсем не завидует менту, вздумавшему валькирий остановить.
Размеры квартиры были достаточны для того, чтобы десять, а то и больше человек могли находиться в ней не пересекаясь, а иногда и не подозревая о присутствии друг друга. Особенно если знать особенности её планировки. Построенная в архитектурной стилистике конца девятнадцатого века, она так и задумывалась – хозяева и обслуживающий персонал должны существовать в пространствах, взаимодействующих достаточно условно. Апартеид [81] своего рода. Этому способствовала система коридоров, по-особому связывающих господские комнаты и прихожую с парадным входом, а кухню, помещения горничной, кухарки, приходящей прислуги – с чёрным. Вдобавок жилые комнаты имели по две, а то и по три двери, позволяющие использовать их как изолированные или смежно-проходные. А если учесть,
81
Апартеид (апартхейд на африкаанс) – раздельное проживание. Форма расовой дискриминации, существовавшая в ЮАР и подразумевавшая для разных групп населения (белые, цветные, негры и т. д.) различные наборы политических, экономических и гражданских прав вплоть до территориальной изоляции (бантустаны).
82
Имеется в виду рассказ «Дом, который построил Тим», об особенностях четырёхмерной архитектуры.
Поэтому Фёст, не попавшись никому на глаза, прошёл в комнату Людмилы, уложил девушку на кровать, раздел, теперь уже спокойно и тщательно осмотрел раны и повреждения. Входные отверстия на самом деле выглядели совсем нехорошо. Трудно сказать, помогли бы Вяземской самые квалифицированные хирурги с наилучшим оборудованием. Скорее всего, его ненаглядная была бы уже в той самой Валгалле, куда «по должности» ей полагалось доставлять павших в бою воинов.
Но сейчас-то всё будет нормально. Уже становится… Пока валькирия чувствовала себя так, будто получила три сквозных ранения из обычной трёхлинейной винтовки. Необходимая помощь уже оказана, сделана перевязка и укол промедола. Не слишком приятно, конечно, но прогноз благоприятный.
– Эх ты, героиня… – Вадим присел на край постели, положил ладонь девушке на щёку. – Кто ж тебя учил Матросова из себя изображать? Спокойно бы, прямо из-под платья, из двух стволов… И порядок.
– Он же пистолет поднимал, а ты сказал – живьём брать… – Людмила виновато улыбнулась.
– Ну и влепила бы ему в коленку или просто промеж ног. Лучше б его сейчас лечили, а не тебя. А потом бы мы остальных в три ствола покрошили…
– Ну, прости. Я просто очень за тебя испугалась, и вот первое, что в голову пришло…
– Дурочка ты у меня. «Испугалась»! Это я за тебя пугаться должен, когда ты вечером домой вовремя не приходишь или как сейчас вот… Я теперь вообще в долгах, как в шелках… Герта меня своим телом сзади прикрыла, ты – спереди. Чем рассчитываться буду?
– Не надо рассчитываться. Поцелуй меня…
Вадим коснулся губами её сухих и, слава богу, горячих губ. И с только что накатившимся ужасом подумал: «А ведь могло случиться, что не в губы, а в лоб целовать бы пришлось. Последний раз…»
– Пить хочешь? – спросил он. По всем канонам, она бы сейчас должна испытывать мучительную жажду. Разрывы кишечника, желудка, огромная потеря крови…
– Нет. Да не бойся ты за меня. Все же в порядке, гомеостат работает, а он сам всё регулирует. Вот смотри… – она говорила тихим, но ровным, не внушающим опасений голосом. Фёст всё время ловил себя на том, что реагирует на всё, как обычный неграмотный мужик у постели жены в реанимации. Нервничает, дёргается. Забыл и о том, что сам врач, и о свойствах гомеостата. Тут ведь совсем по-другому. Если даже после обычной операции по поводу аппендицита больной имеет точно определённый статистикой, так сказать, законный шанс умереть (до трёх процентов, между прочим!), то здесь исключается даже миллионная доля. Если только гомеостат вдруг сломается, что лежит уже в зоне отрицательных реальностей… Так есть ещё девять запасных…