Большие дела
Шрифт:
— Вот козёл! Его рожи мне только не хватало.
— Брагин! А ты, я смотрю на широкую ногу всё устроил, — противно улыбается Печёнкин. — Что же ты меня-то не пригласил? Вроде старые товарищи, а ты так поступаешь некрасиво. Смотри, отберу у тебя игрушку твою, будешь знать.
— Рад, что вы смогли здесь оказаться, — улыбаюсь я. — Без вас праздник был бы неполным.
Это просто конец света. Такое чувство, будто мы все здесь собрались, чтобы кто-то могущественный прихлопнул нас одним точным ударом. Тьфу-тьфу-тьфу… Вот гости улыбаются,
Б-р-р… Что за мысли дурацкие такие…
Я подхожу к Злобину, стоящему у стойки.
— Эспрессо, — бросаю бармену. — Леонид Юрьевич, вы ослепительны, как Принц Уэльский.
Он смотрит на меня со своей фирменной улыбочкой.
— Ты фото этого чудика Уэльского видел, вообще-то? — спрашивает он, а в глазах прыгают весёлые огоньки.
— Неважно, — продолжаю я. — Как бы то ни было, должен вас огорчить.
Он молча ждёт продолжения.
— Абрама сегодня нет с самого утра. На звонки не отвечает. Амира, его правой руки, тоже нет.
Улыбка на физиономии Злобина вмиг становится неживой, превращаясь в посмертную маску. У него ни один мускул на лице не дёргается, но жизнь и беззаботная радость бесследно улетучиваются.
— Ты посылал к нему?
— Нет, — качаю я головой.
— Почему?
— Дел было много. Не успел. Да и некого было послать.
— Лучше бы ты что другое не успел. Что это может значить?
— Много что, сами знаете, — пожимаю я плечами. — Варианты вам лучше, чем мне известны.
— Пошли к нему кого-нибудь, — внешне совершенно спокойно говорит Злобин. — Немедленно пошли.
— На звонки не отвечает. Вряд ли гонец что-то сможет выяснить.
— Пусть по всем местам проедет, где он бывает. Смотри, вон Ферик пришёл. Иди узнай аккуратно, может Абрам его целый день ублажал?
— Не знаете, кто сюда притащил Печёнкина?
— Думаю Жора. Где он кстати, Печёнкин твой?
— Вон у того бара, коньяк кушает.
Печёнкин, словно почувствовав, что на него смотрят, оборачивается и на лице его расцветает ехидная улыбка. Он поднимает бокал, салютуя нам и залпом его осушает.
Я подхожу к Ферику.
— А, Егор! — улыбается он. — Здравствуй. Красиво живёшь и людям красиво делаешь. Молодец, дорогой. Где-то тут Айгюль моя была, всё про тебя говорила, Егор то, да Егор сё, и ментов не побоялся и девушку спас. Запудрил мозги девчонке, спасатель.
Он добродушно посмеивается.
— Ну что вы, Фархад Шарафович, на какой высоте ваша племянница и где я.
— Не скромничай, — качает он головой. — Ты теперь вон какой видный жених. Скажи лучше, где Абрам? Целый день не могу дозвониться.
— Задерживается, — качаю я головой. — Сейчас пошлю за ним, а то он всё самое интересное пропустит. Он так ждал этого дня, так на девушек-красавиц желал посмотреть.
— Ценитель прекрасного, — усмехается Ферик. — Ты
— Конечно. Всё готово, Фархад Шарафович.
— Ну прости, — качает он головой. — Я мог бы и не спрашивать, у тебя всегда всё в идеальном порядке.
Поговорив с ним, я иду к начальнику охраны, а на сцене, тем временем, происходит оживление.
— Рафферти, Рафферти, — пробегает шепоток по залу.
— Добрый вечер, друзья! — радостно говорит Рафферти со сцены. — Приветствую вас на первом всесоюзном конкурсе красоты!
Раздаются фанфары.
— Егорка, в рот тебе касторка, — приобнимает меня за талию подкравшийся Печёнкин. — Так и быть прощу тебя, если победительницу мне отдашь.
Он сально улыбается и подмигивает:
— Победительница моя, ты понял?
Я ничего не отвечаю и, высвободившись из его объятий, подхожу к начальнику охраны. Он обещает послать бойца на поиски Мамуки. Смотрю на часы. Мне уже и самому пора выдвигаться. Киваю Игорю и незаметно выскальзываю за дверь.
Сергеич тусуется в фойе и, завидев нас, сразу оживляется, предчувствуя намечающийся движ.
По пути на телефон в машине поступают звонки от старшего моей штурмовой группы. Они на позиции. Обстановка спокойная. Всё по плану. Мы приезжаем к «Ждановской» и заходим с Игорем на станцию. Командир группы подходит к нам.
Станция открытая и на ней холодно. Сегодня морозно и ветрено. Мы встаём на платформу, с которой отходят поезда по направлению к центру, но смотрим на противоположную сторону. Народу немного. В девять пятнадцать из центра приходит очередной поезд. Пассажиры расходятся, платформа пустеет. Поезд уезжает. Никого нет. На дальнем конце платформы появляются менты. Двое. Сердце ёкает.
История такова. Двадцать шестого декабря на станции «Ждановская» в поезде окажется майор КГБ Афанасьев. Он будет возвращаться после посиделок с друзьями по поводу своего дня рождения. Сорок лет ему стукнуло. Его немного развезёт от выпитого и он пропустит свою станцию. В портфеле у него будет водка, коньяк, копчёная колбаса и ещё что-то новогоднее.
Пьяные менты затащат его в отделение, отберут продукты, а самого изобьют. Изобьют, зная, что он кагэбэшник. Они вызовут начальника отдела, и тот примет решение убрать потерпевшего и, собственно, свидетеля их бесчинств.
Жертву ещё раз изобьют и вывезут за город к кагэбэшному дачному посёлку. Там бесчувственного и полуголого его бросят умирать. Но умрёт он не сразу, а через несколько дней, потому что его найдут и отвезу в больницу, только будет уже поздно.
Ну и вслед за этими событиями будет следствие и огромные потрясения для системы в целом и для Щёлокова в частности…
Через пару минут приходит новый поезд и, когда пассажиры расходятся, я вижу двух контролёров, выводящих из вагона человека с портфелем и пакетом. Точно, в пакете коробка с ботинками.