Большие дела

Ромов Дмитрий

— Как ты узнал? — спрашивает он, подходя ко мне.

— Выследил, — отвечаю я. — Чуйка, товарищ подполковник. У меня люди работали, искали, за что зацепиться и тут такое. Афанасьев ваш сел с друзьями, афганцами, кстати, на станции «Площадь Ногина». Они разговаривали и из разговора стало понятно, что он сотрудник КГБ. Он в вагоне задремал, они были все навеселе изрядно. Друзья вышли, а он поехал дальше. Мой человек наблюдал за ним и видел, как контролёры сдали его на руки ментам, бухим вдрабадан. Проследил. Заглянул

в отделение, а они гасят вашего. Ну, и вот.

Злобин смотрит настороженно, недоверчиво.

— Вас Андропов, наверное, за это всё не похвалит, — меняю я тему. — Из-за этой хрени Щёлоков может выскользнуть из его хватки, ещё и героем станет.

— Станет, если ума хватит Чурбанова послушать. Но и я молодцом буду. Вовремя узнал и вмешался, не дал ментам мусор под ковёр замести. Так что может ещё и благодарность объявят и премию дадут какую-нибудь.

— Хорошо если так. Вы прокуратуру подключите, чтобы одеяло не тянуть друг на друга. Вам не дадут нормально следствие вести, генерального натравят. И вы не дадите. Пусть прокурорские займутся.

Злобин кивает. Он остаётся здесь, а я даю команду своим бойцам возвращаться на базу.

— А можно я у вас там заночую в избушке? — спрашивает водила, когда я подхожу к «Кубани». — Мне лучше бы в часть завтра после развода явиться, я тогда затихарюсь в гараже да на массу давану. А так сутра пошлют куда-нибудь.

— Можно, — киваю я, — козу на возу и…

— Машку за ляжку, — с улыбкой договаривает он. — Знаю. Так чё разрешите, товарищ главнокомандующий?

— Разрешаю. Александр, размести парня, пожалуйста. И на связи будь. Я возможно позвоню ещё. Готовность пока не отменяется.

С Абрамом явно какая-то хрень случилась. Не мог он просто взять и не прийти, забить на конкурс.

Я вхожу в казино в самый разгар веселья. Вхожу и сразу оказываюсь в центре внимания своих обожаемых и уже хорошо выпивших подруг.

— Егор, — подбегает ко мне Лида. — Юрий Платонович просил, чтобы ты его сразу нашёл. Он вон там где-то, в первых рядах.

— Ты где пропадаешь весь вечер? — подхватывает эстафету Ира Новицкая. — Пойдём, я тебя провожу. Хорошо, что твой Большак такой милый, иначе я бы умерла здесь с тоски.

Мы начинаем двигаться к сцене. Я озираюсь, разыскивая глазами начальника охраны.

— Лида, от Мамуки никаких вестей нет?

Она не успевает ответить, потому что инициатива переходит к Вале Куренковой.

— Здравствуйте! — встаёт она передо мной. — Ваше величество, я уж и не чаяла вас увидеть.

Новицкая больно щиплет меня за руку. Я вскидываю на неё глаза и считываю гневное послание: «А что здесь широкозадая делает?»

За широкозадой чуть поодаль встаёт Платоныч и машет мне рукой, я пытаюсь двинуться к нему, но девки превращают меня в снеговика, на которого налипает всё больше и больше

снега.

Рядом с Большаком появляется Галина Леонидовна и тоже машет рукой. От неё отделяется Чурбанов и поддаваясь общей тенденции, устремляется ко мне, а дядя Юра делает какие-то знаки, показывая на сцену.

— Нет, пока никаких известий, — отвечает на мой вопрос Лида, отвлекая моё внимание.

— Егор! — подходит Айгюль. — Дядя очень волнуется по поводу Абрама.

Твою ж дивизию. Надо вам было всем в один момент на меня обрушиться! Новицкая хмурится, вспоминая, где она уже видела эту «таджичку».

— Егор Андреевич, — окликает меня охранник. — Там какой-то Торшин или Трошин пройти хочет, говорит, что срочное дело к вам.

— Пропусти, — киваю я и поворачиваюсь к Айгюль. — Я тоже страшно встревожен. Мы его ищем уже.

— Только сейчас начали искать?

Они все заговаривают враз, и мой мозг тут же начинает нагреваться, плавиться и кипеть, как сыр в микроволновке.

— Лида, мне поесть нужно! — говорю я. — Прямо сейчас. Сделай что-нибудь.

— Пойдём к Большаку, — шепчет Новицкая.

— Ситуация крайне тревожная, — наседает Айгюль, поглаживая меня по плечу.

— А Снежинский, между прочим… — гнёт своё Куренкова, и сам Куренков тоже появляется в поле моего зрения.

В этот момент передо мной вырастает Дольф Лундгрен, он же Иван Драго и капитан то ли Торшин. Он протискивается мимо очаровательных дев. Лицо его в свете хрустальных люстр выглядит землистым и безжизненным, но в глазах я замечаю бешеный огонёк.

— Итак, дорогие друзья! — раздаётся со сцены голос Борисова-Рафферти. — Жюри передало мне свой вердикт и сейчас я назову имя победительницы первого в СССР конкурса красоты.

Капитан хватает меня под локоть и начинает выдёргивать из нежного девичьего окружения. В этот момент я чувствую себя грубым сорняком, вырываемым сильной рукой садовника из нежного и благоуханного цветника.

— Победительницей становится… — разжигая интригу, продолжает ведущий и замолкает, позволяя барабанной дроби рассыпаться по залу. — Очаровательная…

Торшин вытаскивает меня из моего цветочного сада и выплёвывает в ухо:

— Ашотик завалил Абрама! И весь ближний круг!

Твою дивизию!

— Утончённая и пленительная, — гнёт своё Рафферти под тревожный стук барабанов.

— Нужно срочно принимать решение! — дышит мне в ухо капитан. — Прямо сейчас, иначе…

А я уже ничего не слышу и не понимаю. Я смотрю на сцену и превращаюсь в соляной столп, в камень, в бронзовое изваяние. Среди трёх финалисток на сцене я вижу только одну, и она в этот момент смотрит мне в глаза.

Да, Рафферти всё верно подметил, она действительно очаровательная, утончённая и пленительная…

— Грациозная… — добавляет он, и я с ним полностью соглашаюсь.