Большие деньги
Шрифт:
…такой тип девушки которых мужчины забывают немного поиграв с ней как с игрушкой
Кулидж рисует картину процветающей под его руководством нации
Это нужно было сделать, и я это сделала, говорит мисс Эдерли
несколько сот палаток и другого временного жилья установленного отдыхающими на холме к югу от Франт-стрит, с которого открывается вид на бухту Хемпстед, рядами рушились под напором мощного торнадо, так падает на землю трава под косою
Когда они играют «Вот идет невеста»Отойди честно в сторонкуРудольфо Валентино, знаменитая кинозвезда, неожиданно потерял сознание в своих апартаментах в отеле «Амбасадор» Несколько часов спустя он подвергся
Танцор в стиле адажио
Девятнадцатилетний сын ветерана из Кастельянетты на юге Италии поехал на пароходе в Америку, как и сотни других неисправимых молодых итальянцев, родители которых никак не могли с ними сладить. Черт с ним, подумали они, может, утонет, может, выплывет, может, все же доберется до берегов Америки, может, вышлет домой несколько лир переводом по международной почте.
Все, семье он больше был не нужен. Но Рудольфо Гульельми хотел прославиться.
Он нашел работу – стал помощником садовника в Центральном парке Нью-Йорка, но такая работенка ему была не по нутру, он хотел прославиться на площадке, где горят «юпитеры», – воображаемые деньги уже жгли ему карман.
Он тем временем слонялся по ресторанам, выполняя случайную работу, убирал в зале вместо официантов, мыл машины; он был красивый, – хорошо сложенный, стройный, ленивый, уравновешенный парень, но ужасно тщеславный, к тому же прирожденный исполнитель танго.
Жадные на любовь женщины считали его душкой. Он начал получать приглашения на исполнение танго в танцевальных залах и в ресторанах. Он взял в партнерши девушку, по имени Джин Аккер, и они отправились в турне с театром водевиля. Он взял себе новое сценическое имя – Рудольфо Валентино.
Оказавшись на западном побережье, он поехал прямо в Голливуд, где долго работал статистом за пять долларов в день. Режиссеры стали замечать, что этот парень неплохо фотографирует.
Он не упустил своего шанса в «Четырех всадниках» и вскоре стал таким выдающимся, надменным партнером, жиголо, о котором могла только мечтать любая женщина.
Валентино провел всю свою жизнь в ярком белом свете «солнечных» прожекторов, на пышных виллах, набитых различными безделушками, восточными коврами, тигровыми шкурами, в номерах отелей для новобрачных, в шелковых халатах и личных автомобилях.
Его всегда видели, только когда он либо садился в лимузин, либо выходил из лимузина,
когда похлопывал по холке прекрасных чистокровных лошадей.
Куда
слепяще сверкали фотовспышки,
улицы, заполненные перекошенными в истерике лицами, размахивающими руками, безумными глазами; руки тянулись к нему отрывали пуговицы на пиджаке, отрезали куски от хвоста его превосходно сшитого фрака, срывали с головы шляпу, хватались за галстук; его слуги вытаскивали молодых женщин из-под его кровати; в ночных клубах и кабаре актрисы, умиравшие от желания стать звездой, бросали на него влюбленные взгляды из-под густых черных от краски ресниц.
Он хотел прославиться при свете «юпитеров», обещающих миллионы долларов
сулящих ему Эльдорадо:
он станет шейхом, сыном шейха;
будет лично являться людям.
Он сперва женился на своей партнерше по водевилю, потом с ней развелся, женился снова, только уже на приемной дочери миллионера; он погряз в судебных тяжбах с продюсерами, которые унижали искусство экрана, выбрасывал миллион долларов на путешествия по Европе:
он хотел прославиться при свете «юпитеров».
Когда чикагская «Трибюн» назвала его розовой пуховкой для пудры, а все стали, усиленно вертя головами, разглядывать его браслет, который он носил выше локтя и который, по его словам, ему подарила жена, и рассказала о его любви к слащаво-сентиментальной поэзии, заставившей его опубликовать небольшой сборничек под названием «Сны наяву», когда все настойчивее ползли слухи о том, что свидетель на его бракоразводном процессе якобы утверждал, что он ни разу так и не переспал со своей первой женой,
он сильно переживал и расстраивался.
Пытался вызвать корреспондента «Чикаго трибюн» на дуэль,
он хотел прославиться
настоящий мужчина с пудовыми кулаками, ковбой, объезжающий мустангов азартный игрок в покер, он поражал Америку своими спекулятивными биржевыми сделками. (Он был неплохим боксером, умел хорошо держаться в седле; ему нравилось жить в пустыне, как шейху, и он сильно загорел на солнце в Палм-Спрингс.) Он слег в отеле «Амбасадор»: язва желудка, прободение.
Когда доктора разрезали его элегантно сложенное мускулистое тело, то обнаружили, что уже начался перитонит; в брюшной полости – много жидкости, остатки пищи; кишки покрылись зеленовато-серой пленкой; во внешней стенке желудка зияла дырка, целый сантиметр в диаметре; желудочная ткань на площади одного – полутора сантиметров вокруг прободения омертвела. Воспалился аппендикс, запутавшийся в тонком кишечнике.
Когда он очнулся от эфира, то первым делом спросил: «Ну что, вел ли я себя во время операции как пуховка для пудры?»
Его тело актера, получающее дорогостоящий массаж, стойко боролось с перитонитом в течение шести дней.
Коммутатор в больнице перегрелся от поступавших звонков, а все коридоры, ведущие к его палате, были завалены букетами цветов, толпы его почитателей заполнили все улицы, кинозвезды, считающие, что все они одно братство, ехали на поездах в Нью-Йорк.
Уже вечерело, когда к подъезду больницы подкатил лимузин (где толпились с черными от сажи пальцами газетчики и фотографы, со скучными, усталыми, раскрасневшимися лицами выкуривали одну сигарету за другой совершая ходки к ближайшему телефону-автомату обмениваясь шутками, мудрыми мыслями и секретной информацией. Все ждали когда он умрет, – желательно в такое время, когда будет удобнее всего передать информацию поскорее в редакцию), и из него вышла женщина, которая сказала, что она горничная танцовщицы, первой жены Валентине Она поднялась по ступенькам крыльца. Передала дежурному конверт, адресованный кинозвезде, с надписью на нем «От Джин» и пакет. В пакете лежало покрывало с кружевными оборками и словом «Руди», вышитом на четырех его углах. К нему прилагалась еще и голубая шелковая пропитанная духами подушка в наволочке такого же цвета.