Большие деньги
Шрифт:
– Мне просто хочется, чтобы ты в одно прекрасное утро не проснулся на холодном зимнем тротуаре, Чарли, сечешь?
После ланча Нэт Бентон спросил Чарли, приходилось ли ему видеть, как работает фондовая биржа.
– Если не видел, то не грех и поинтересоваться. Перейдя через Бродвей, они пошли вниз по темной
узкой улочке, затененной высокими зданиями. Ветер безжалостно хлестал их по лицам. Они, юркнув в подъезд, оказались в вестибюле, в котором было полным-полно народу.
– Боже, этот проклятый ветер, по-моему, отморозил мне мочки ушей!
– Ты
Поднявшись на лифте, они вошли в маленькую комнату, где разбившиеся на группки пожилые люди в униформе приветствовали Бентона с явным почтением. Нэт расписался в какой-то книге, и их через маленькую дверцу проводили на балкон для посетителей. Они постояли там с минуту, глядя на большой, как вокзал, зеленоватый зал, на головы множества мужчин, медленно расхаживавших вокруг стоек торгов. Иногда толпа густела у одной из стоек, потом у другой. Из-за гула шаркающих подошв, металлического щелканья, голосов внизу почти не было слышно.
– С виду ничего особенного, но именно здесь собственность переходит из рук в руки. – Нэт указал рукой на стойки, где торговали акциями различных разрядов.
– Кажется, они не очень высокого мнения об акциях предприятий авиационной промышленности, – заметил Чарли.
– Конечно, нет, главный интерес привлекают сталелитейная, нефтяная, автомобилестроительная…
– Ну что ж, дадим им несколько лет на размышление… Как думаешь, Нэт? – громко сказал Чарли.
На Второй авеню Чарли сел в поезд надземки и поехал через мост Куинсборо в верхнюю часть города. Сойдя на Куинс-плаза, направился к гаражу, где стояла его машина, подержанный родстер «штутц». Повсюду такое оживленное уличное движение, он ужасно устал, злился, но на завод все равно нужно было ехать. Все небо было затянуто тучами, дул сильный ветер со снеговой порошей. Завернув за угол, он нажал на тормоза на хрустящем от сажи дворе перед офисом, снял подбитый войлоком шлем летчика и, выключив мотор, посидел с минуту в машине, прислушиваясь к гулу, жужжанию, клацанью предприятия.
– Активность явно снижается. Сукины дети, – процедил сквозь зубы.
Он заглянул в кабинет Джо, но тот был занят, разговаривал с каким-то парнем в енотовой шубе, по-видимому, торговцем какими-то облигациями. Быстро дошагал до своего кабинета, на ходу бросив: «Хелло, Элла, позови-ка мне мистера Сточа!» – и сел за свой стол, заваленный голубыми и желтыми бумагами с его записями.
«Слишком много бумаг, – подумал он, – даже для человека, всю свою жизнь просидевшего, приклеившись задницей, за своим письменным столом».
У Сточа бледное квадратное лицо, на голове копна бесцветных волос, их пряди свисают из-под зеленого козырька над глазами.
– Садись, Джулиус, – предложил ему Чарли. – Ну, как тут дела?… Шлифовальный цех в порядке?
– Да, в порядке. Но за один день вышли из строя сразу два пресса.
– Что это ты говоришь, черт бы тебя побрал! Ну-ка пошли, посмотрим!
Чарли с перепачканным маслом носом вернулся в кабинет. В руках он держал скользкий маслянистый микрометр. Уже
– Ну, Джо, идешь домой?
– Конечно, иду, я ждал тебя. В чем там дело?
– Пришлось, как обычно, поползать на брюхе по смазке.
Чарли, вымыв лицо и руки в туалете, сбежал вниз по ребристым железным ступенькам.
Джо ждал его у входа.
– Жена уехала на моей машине, Чарли, поедем на твоей, – сказал он.
– Там гуляют сквознячки, Джо.
– Ничего, переживем.
– До свиданья, мистер Эскью, до свиданья, мистер Андерсон, – повторял старик сторож в кепке с наушниками, закрывая за ними дверь.
– Послушай, Чарли, – сказал Джо, как только они влились в поток уличного движения в конце улицы, – почему ты не загружаешь Сточа рутинной работой больше? Кажется, он умеет работать.
– Он знает ужасно много, гораздо больше меня, – сказал Чарли, вглядываясь через замерзшее ветровое стекло.
Зажженные фары идущих навстречу автомобилей выхватывали ярко фосфоресцирующие пятна в стене падающего снега. На мосту все фермы уже покрылись белым слоем. Ни города, ни реки не было четко видно, лишь расплывчатая тень, то вспыхивающая светом, то снова меркнущая. Чарли старался как мог, чтобы машина не пошла юзом по скользкому, подернутому ледовой коркой полотну моста.
– Ай да молодец, Чарли! – похвалил его Джо.
Они удачно съехали, скользя по склону, прямо на перекресток ярко освещенной улицы. Но на Пятьдесят девятой снова пришлось тащиться не быстрее улитки. Они просто одеревенели от холода, и только в семь тридцать подъехали к подъезду жилого дома на Риверсайд-драйв, где Чарли с семьей Эскью прожил всю зиму. Миссис Эскью со своими двумя маленькими белоголовыми девочками встретили их у двери.
Грейс Эскью – неяркая крашеная блондинка с морщинками в уголках глаз, придававшими ее взгляду жалобный, вызывающий сочувствие вид.
– Я так волновалась! – сказала она. – Кто же ездит на машине в такую пургу?
Старшая дочка, Джин, запрыгала на одной ножке, напевая:
– Снег идет, снег идет, снег будет идти долго!
– Ах, Чарлз, стоит ей позвонить разочек, как потом она принимается трезвонить раз двадцать, не меньше, – укоризненно выговаривала ему Грейс, провожая в гостиную, где вкусно пахло обедом.
Они с Джо протянули озябшие руки над газовым камином.
– Вероятно, она вбила себе в голову, что я тебя от нее прячу.
– Кто? Дорис?
Сложив губы бантиком, Грейс кивнула.
– Ах, Чарлз, оставайся, пообедаешь с нами. Я приготовила чудную ногу ягненка со сладким картофелем. Тебе же наши домашние обеды нравятся куда больше, чем вся эта стандартная еда там…
Но Чарли, не слушая ее, уже стоял у телефона.
– Ах, это ты, Чарли, – послышался в трубке нежный, чуть шепелявящий голосок Дорис. – Я так боялась, как бы тебя не засыпало снегом там, на Лонг-Айленде. Я звонила туда, но никто не отвечал. У меня есть лишнее место за столом… Жду к обеду людей, с которыми тебе будет интересно встретиться. Один из них даже работал инженером при царе. Мы все тебя ждем.