Большие каникулы

Гребенников Сергей Тимофеевич

В окне вагона появился отец Андрея — Павел Савельевич. Он подозвал Юрку и поздоровался весело и приветливо.

— Ты загорел, Юра.

Юрка смутился и выпалил:

— Вы тоже!

Стрелка на вокзальных часах прыгнула вперед. На часах было 12 часов 30 минут. Раздался гудок электровоза. Ребята пожали друг другу руки. Состав бесшумно и плавно двинулся. Андрей вскочил в тамбур и помахал рукой. Крикнул Ивану:

— Напиши мне хоть одно длинное письмо, а то ты до сих пор как-то куце писал!

Иван

утвердительно кивнул головой.

Из всех вагонов высунулись пассажиры и дружно, разом заговорили.

Оттого что все кончилось перемирием, Юрка был в прекрасном настроении. Домой возвращался вместе с Иваном. Весело болтали и даже целый квартал шли в обнимку.

— Пойдем в Филевский парк, постреляем в тире из пистолета, — предложил Юрка. — Денег у нас с тобой жутко много. — Для подтверждения он пошумел монетами в кармане.

— В парк пойдем, но стрелять на чужие не буду.

Юрка помрачнел от такого ответа.

— Бойкотируешь? Думаешь, я жадный?.. Ты даже не знаешь, что с глиняным котом навсегда покончено. Я его превратил в мелкую крошку.

— Верю, но стрелять в тире не буду.

По пути подвернулся киоск «Мороженое». Ни слова не говоря, заплатил Юрка за шесть стаканчиков фруктового.

— Зачем столько? — удивился Иван.

— Надо же куда-то деньги девать, а то гремят в кармане, даже на нервы действуют. Помоги нести.

Иван взял три стаканчика.

— А теперь что с ними делать? — растерянно спросил он.

— А что хочешь. Хочешь — выброси, хочешь — съешь.

— Есть не буду.

— Тогда тащи до самого двора, а там я распоряжусь.

На автобусе доехали до Славянского бульвара. Вафельные стаканчики стали подтекать. Во дворе у Юрки колготилась детвора на площадке для игр. Они гоняли банку от ваксы вместо шайбы. Юрка немного задержал на них взгляд, выбирая, кому бы первому из них вручить стаканчик с мороженым. Но первым к Юрке подскочил малыш из чужого двора. Был он рыжий, и во рту не хватало двух зубов.

— Дай мороженое, — бесцеремонно обратился он.

— Дуй отсюда, щербатый! — грозно сказал Юрка и мельком взглянул на Ивана.

— Чего ты так зло? — спросил Иван.

— А чего он попрошайничает? Тут своей мелюзги хоть отбавляй, а этот из чужого двора.

Последний стаканчик он вручил торжественно соседскому мальчонке со словами: «Подрастешь — сам будешь на мороженое зарабатывать». Малыш быстро расправился с мороженым. Стоит облизывается.

— А что дяде сказать надо? — показал Юрий на себя.

— Спасибо, дядя.

Юрка ласково потрепал мальчонку по голове.

— Правильно. Ешь на здоровье.

Ивана разбирал смех. Пока Юрка принимал благодарности, «чужой» малыш подкрался к нему сбоку и снова за свое:

— Дай мороженое.

Я очень сладкое люблю.

Юрка рассвирепел и сквозь зубы шепнул рыжему мальчонке:

— А кислого тебе не хочется? Чеши отсюда, рахитик.

— Жалко, да? — захныкал рыженький.

— Мне никогда ничего не жалко. Понял? Нету у меня больше. Я и так двадцать стаканов раздал. И кончай хныкать.

— Всего шесть, — сказал Иван.

— Да он считать не умеет. Пусть думает, что двадцать. — Юрка тут же посмотрел по сторонам. — Мало того что пришел с чужого двора, да еще такой липучий, — как бы оправдываясь перед Иваном, проворчал Юрка.

Ему очень хотелось толкнуть беззубого, но он сдержал себя, а вдруг где-то в тени, на лавочке, сидят его родители и любуются на своего любимчика вымогателя. Раздав мороженое, друзья попрощались и разошлись по домам, сговорившись назавтра встретиться.

Снова в пути

Здравствуйте, Иван и Юрка!

Пишу я вам это письмо, а за окном мелькают города и деревушки. Я, как всегда, на верхней полке.

Папа лежа читал газету и заснул.

Я вот сейчас смотрю на папу, а газета на его лице как живая, то поднимется, то опустится. Я слез с полки и подсел к окну. Напротив меня сидит усатый дяденька, толстый и смешной. Пошарил он в своей кошелке и вытащил из нее красное огромное яблоко, каких я еще в жизни не видел. Запах — на все купе! Потом он стал его бумажной салфеткой начищать. Взял его за хвостик и стал крутить, а сам на меня поглядывает, хитро так поглядывает, даже глаза прищурил.

Сидим мы друг против друга, молчим и улыбаемся. Потом он протянул это яблоко мне и сказал:

— Откуси, сделай милость.

Я его поблагодарил, но есть не стал. Жалко. Больно уж оно красивое.

В нашем купе едет на верхней полке (как и я) еще один гражданин (лет ему, наверное, пятьдесят). Я видел, что он записывал какие-то цифры в тетрадку. Наверно, математик или бухгалтер. Я буду звать его «математиком».

А поезд мчится. А колеса стучат. Подъезжаем к какой-то большой станции. Стоим глядим в окно. Дяденька с усами в окно высунулся.

— Взгляни-ка, — сказал он мне. — Нравится эта станция?

Я посмотрел: дома как дома, панельные, пятиэтажные. Деревьев возле домов совсем нет. Только вдали виднеются лес и река.

— Хотелось бы тебе здесь жить? — спросил меня усатый дяденька.

— Нет, — совершенно честно ответил я.

— А почему?

— Дома очень одинаковые, скучные, — сказал я.

— Я бы тоже не захотел здесь жить, — поддержал меня дяденька с усами.

В это время человек на верхней полке перестал цифры писать и тоже уставился в окно, подложив кулаки под подбородок.