Большие каникулы
Шрифт:
А на самом деле он в деревню Богдановку махнул к своему внуку Тарасу. У внука его и разыскали. Он лежал на печке и стонал. Что-то невнятное говорил (разобрать трудно было). А когда ему напомнили про Бусинку, тут, говорят, он разошелся. Заметался по комнате. Разорвал подол своей рубахи. Табуретку два раза поднимал над головой и грохал ею об пол (ну прямо как Чапаев). Потом стал горько плакать и требовать, чтобы ему дали любимый пистолет ТТ. Из него я, говорит, изрешечу того режиссера зараз. Не мучьте меня, скорее дайте мне пистолет ТТ.
Глядеть, говорят, на него было жалко. А те, кто хорошо знал деда Лагутина,
Всякие толки шли по поселку о гибели Бусинки. Но пока что никто не мог сказать, кто в этом виноват. Ко всему красивому как-то быстро привыкаешь и не можешь себе представить, что этого красивого уже нет. Я новичок этих мест, но уже и для меня все-все в нашем поселке стало близким и дорогим. И мне совсем не безразлично, что Бусинки не стало. Нельзя закрыть глаза и сделать вид, что нас это не касается. Нет, так не пойдет!
Мы с ребятами ушли в лес, чтобы все это увидеть и подумать, что делать нам теперь. Молча обошли пруд вдоль всего берега. Жаль было смотреть на поваленный камыш, на валуны, лежащие в тине, на деревянный заслон, когда-то сдерживавший бирюзовую воду Бусинки.
Разные мысли шли вместе с нами по берегу пруда.
— Нет, ребята, кто-то обязан ответить за все это, — сказал Вилен. — Ведь на спуск воды должно быть разрешение, а если разрешения не было, значит, за это должен кто-то отвечать.
Мы согласились с Виленом.
— Но как нам поступать дальше, ребята? — спросил Семен и задумался. — Допустим, что мы найдем виноватого, а как мы с ним поступим? Какое наказание придумаем? А ведь приговор придумать надо. Обязательно надо. Вот и давайте соображать сообща. Нельзя же надеяться только на взрослых. Мы ведь тоже давали торжественное обещание и тоже отвечаем теперь за все.
Я подумал: «А ведь Семка прав. Кто мы есть? Подрастающие мальчишки… А ведь через два года нас будут называть комсомольцами. Вспомним мы про Бусинку, и нам будет стыдно, что мы без боя отдали такой уголок природы».
В тот раз мы долго вчетвером просидели у пруда. Обдумывали, прикидывали, прицеливались, какой придумать приговор тому, кто сотворил такое варварство над Бусинкой.
Семка убеждал нас, что во всем виноваты только режиссер и все его помощники и что следует написать об этом письмо в киностудию, да такое, чтобы всыпали им как следует за это. А еще он предложил: как только появится кинокартина этого режиссера на экране, у нас в поселке, расклеить листовки на домах и сказать в них, чтобы никто не покупал билетов на этот фильм. Предложение Семки нам понравилось, только мы не знали, а как же будет называться тот фильм.
— Узнаем, — сказал Семка. — Не думаю, что фильм такого режиссера будет интересным. Такой режиссер не может снимать хороших фильмов.
Вот так и порешили. На этом мы уже собрались вернуться в поселок, как вдруг Гошка заметил на тропинке в лесу идущую по направлению
— Ребята, стойте, от этой тетки мы кое-что выведать сможем, она ведь главный беспроволочный телеграф у нас в поселке. — Тетка шла быстро, опираясь на тонкую суковатую палку. Иногда она останавливалась, чтобы походя успеть пошевелить палкой траву, растущую вдоль тропинки. — Калган-корень ищет — средство от сорока болезней, — сказал Семен. — Потом настойки делает и продает во флакончиках. Ловкая тетка — из ничего деньги умеет делать.
Взобралась она на дамбу и прямо к нам. Поставила кузовок у пенечка и присела. Глазками-буравчиками сверлит нас и ехидновато улыбается.
— Что, хлопчики, у разбитого корыта сидим? Лягушек считаем? — спросила тетка. — Ну, ну, любуйтесь на безобразие директора совхоза Дзюбы. Ведь это он бумажечку подписал на погибель Бусинки. А вы, пионеры всему примеры, сидите тут да глазки пучите на эту трясину. Эх вы!..
— А откуда вы знаете, что бумажечку подписал Георгий Степанович Дзюба? — поинтересовался Вилен.
— Я, пионерия, все знаю, потому как всем интересуюсь, не то, что вы. Это я вам по особому секрету сообщаю, а вы уж дальше сами кадило раздувайте, чтобы. Дзюбе этому жарко было.
Я смотрел на хитрое лицо этой тетки, на ее с проседью волосы, на серьги с разноцветными камушками и почему-то не верил ни одному ее слову, выскакивавшему сквозь щель тонких, ярко накрашенных губ. Суетливые движения ее рук, бесцельно перебиравших в кузовке набранную «лечебную» травку, словно отыскивали на ощупь самые нужные травинки. Но это было для нее не главное. Она что-то нам не досказала и сейчас выбирала удобный момент для сообщения. Мы молча наблюдали за теткой. Помолчав немного, она встала с пенька, отряхнула юбку, ухмыльнулась лукаво и как бы в шутку ткнула пальцем Семку в лоб. Семка оттолкнул ее руку и с удивлением спросил:
— Вы что, тетенька, в лоб меня тычете? Что я, ваш родственник, что ли?
— Да нет. Какой, ты родственник. Просто указала на пустую голову. Все вы и галстуки имеете красненькие, и иногда в строю ходите, в трубу медную дуете, а толку от вас чуть. Проморгали Бусинку.
Упрек был, может быть, и справедливый, но разве кто-нибудь мог предвидеть, что такое случится?
— Эх вы… — с упреком произнесла тетка и направилась было уходить. Вилен встал поперек ее пути и вновь спросил:
— А все же почему вы считаете, что виноват в этом Георгий Степанович Дзюба? Вы что, видели, как он подписывал бумажку?
— Не видела, — со злостью сказала тетка. — Но такие слухи по поселку ходят.
— А про вас тоже разные слухи ходят, — вставил Семен. — Да еще какие.
— Какие же про меня слухи ходят, а ну говори? — Тетка угрожающе шагнула к Семену. Семен не отступил. Он смело глядел в ее глаза.
— Да ну, тетя, стоит ли говорить. Вы лучше научите нас, как нам дальше поступать? — с нескрываемой иронией спросил Семен.
— А поступать, если хотите знать, я вас научу! Возьмите да побейте окошки в кабинете у Дзюбы. И никто вам за это ничего не сделает. Дело-то ваше все равно будет правое. Вот и делу конец. А если что, вас все поддержат. Вы же пионеры, за природу боретесь. Только не говорите, что я вас на это толкала. А уж если что, то мы вас всем народом выручать будем.