Большие Надежды
Шрифт:
– Впечатляет, да? – тихо спросил он, и Флор кивнула. Льюис шагнул вперёд и тоже коснулся стены. – Иногда я не понимаю, почему всё вышло именно так. Почему, имея все возможности, мы ограничиваемся только одной, самой радикальной идеей. Почему, спустя столько веков, столько потерь и попыток начать всё сначала, мы по-прежнему стоим с бритвой Оккама в руках и делаем неправильный выбор?
– Потому что нам всегда мало? – криво усмехнулась Флор. – Мало еды, мало воздуха, мало места, мало любви, мало власти.
– А лично нам, как понимаю, мало той жизни, что отведена законом и Канцлером.
– Верно, –
– Так чем мы тогда лучше их? – Льюис махнул в ту сторону, где остался Город. – Нам кажется, что нас обделяют, и мы начинаем брать сами. Это то же, что делают и они.
– Мы не берём, – неожиданно вмешался в разговор Стивен. Он подошёл и остановился рядом с Флор, в упор посмотрев на Герберта. – Есть разница между нами и теми, кто засел в Башне.
– Разве? В чём, Стив? Каратели так же хотят спасти Город и жизни тех, кто доверился Канцлеру, – покачал головой Льюис. – Мы храним Щит, обеспечиваем порядок на самых важных объектах. Если что-то случается, именно мы решаем последствия. Ты думаешь, в Городе мало сумасшедших, которым вдруг хочется уйти из жизни красиво? С шумом и фейерверком на полквартала? Стивен, вы не единственные сепаратисты под сетью Щита. И защита от этих безумных – тоже моя работа.
– Как и чистки Лояльности, публичные казни и карательные отряды, что без разбора вырезают целые районы несогласных из-за мании одного выжившего из ума старика, – тихо заметил Стив, и Герберт осёкся.
– Порой это необходимость, чтобы просто-напросто выжить, – сухо заметил он. – Ты тоже далеко не святой.
– Не спорю. Но у нас, в отличие от прочих фанатиков, есть чёткая цель.
– Разрушение Башни, а значит смерть Суприма и Канцлера? Хочешь сказать, она делает тебя лучше? Лучше, допустим, меня или Ханта, который готов умереть за тот Город, который ты собираешься уничтожить?
Оба мужчины раздражённо взглянули друг на друга, и Флор закатила глаза. Глупый спор. Совершенно бесцельный. Тем не менее эти двое, похоже, считали иначе.
– Да. Делает. Потому что это поступок, продиктованный совестью!
– Это трусость!
– Нравственность не предусматривает героизма. Она служит лишь показателем, что ни при каких обстоятельствах ты не совершишь подлости. А чего стоит вся ваша бравада, если она совершенно бесчеловечна? Что она вам даёт, и не потому ли ты пришёл к нам? Потому что быть нравственным – вот высшая цель каждого человека.
– Не неси чушь!
– Чушь?
– Полную и абсолютную чушь, – отрезал Герберт. – Легко говорить о морали, сидя в своём подземелье. Ты не знаешь, что значит для нас этот Город. Ты не дышишь им, не живёшь. Для тебя он – символ узурпированной власти. Да, Канцлер заслуживает прилюдно ответить хотя бы за «Тифон», но Суприм… Он управляет Городом. Он его мозг, который нужен, чтобы вся эта махина продолжала работать. И мне сложно его ненавидеть. Этот человек служит нашей безопасности точно так же… Чёрт! Если уж есть в этом мире пресловутый корень зла, то это именно Канцлер, а не слабый старик, что отдал своё здоровье на благо Города.
– Но Канцлер – не символ. В умах большинства власть – это Суприм. А здание – его знамя, наделённое настолько удушающим символизмом, что стало тюрьмой. И если мы хотим дать людям свободу, то должны его уничтожить. Их всех.
– Но тогда Герберт
– Палачами? Тебя это смущает? Послушай, каждый, кто затевает переворот, рано или поздно приходит на эшафот. И только от него зависит будет ли меч в его руках или занесён над головой. Можете называть это как угодно, но я не смогу спокойно жить со своей совестью, если хотя бы не попытаюсь что-нибудь сделать. Да, жертвовать придётся многим и многими, но я готов к любому исходу. Надеюсь, вы тоже.
С этими словами Стивен отвернулся и направился в сторону стены, чтобы, видимо, обойти и рассмотреть её подробнее. Рядом с ним немедленно оказались парочка инженеров-самоучек, которые затараторили о фундаменте, плотности и о чём-то ещё.
– Наше добро добрее, а справедливость справедливее, – неожиданно с горечью проговорил Льюис, и Флор кивнула. – Стив одержим идеей, но вряд ли представляет, что будет дальше.
– А мы?
– Делай, что должно, Флоранс, и решение придёт.
Они замолчали, вслушиваясь в тихий гул, что издавал спрятанный в саркофаг генератор.
– Не думаю, что Руфь хотела именно этого. Хотела смертей и разрушений, – вдруг заметил Герберт. – Суд – да. Но остальное…
– Она надеялась, Хант будет с нами, – скривилась Флор. – Не знаю, как бы нам помог этот факт…
– Из Ханта получился бы неплохой лидер, – тихо пробормотал Льюис, и Флор вздрогнула от таких крамольных мыслей. Она испуганно взглянула на Карателя, но его обезличенная маска была, как всегда, невыразительна. Тем не менее Герберт всё понял верно. – Не смотри на меня так. Он предан Городу больше, чем Стив. Им не движут обиды, личные счёты или корысть. Всё, что он умеет – защищать. И делает это, как умеет.
– Чем создаёт мне кучу проблем, – ворчливо отозвалась Флор, но мысленно согласилась с доводами Льюиса.
Она снова посмотрела на тяжёлую бетонную стену, за которой скрывался генератор «Тифона». Господи, если они смогут её подорвать, это уже будет чудо. А ещё надо как-то добраться досюда вновь и не убиться самим. Или убиться… Стив же сказал: «…жертвовать придётся многим и многими».
– Как у вас складываются отношения? – словно бы невзначай спросил Герберт и демонстративно натянул посильнее перчатку.
– С кем? – глупо переспросила Флор, а потом тяжело вздохнула, когда Льюис принял позу «Спокойствия». Ох, да ладно… – Я так понимаю, тебе уже о чём-то донесли.
Последовал смешок.
–Емуследует меньше доверять Варду. Все уже в курсе, что в Башне завелась одна дерзкая лаборантка, которой благоволит сам Артур Хант. Это опасно. Юджин, быть может, и неплохой друг, но держать язык за зубами не может.
– Вряд ли этим двоим известно значение этого слова. К тому же, я не нянька большому мальчику, при виде которого у меня трясутся поджилки. Пусть сам разбирается, – огрызнулась Флор, но замолчала, когда к ней повернулась страшная маска. Поджав губы, она помедлила пару мгновений, прежде чем всё же честно призналась: – Мне кажется, он подозревает меня или уже догадался о чём-то. Но я не могу промолчать. Совсем. Знаешь, в нём столько эмоций! Даже удивительно. Целый комок.