Большие Надежды
Шрифт:
Канцлер замолчал. Он повернул голову и задумчиво посмотрел на свой сжатый кулак.
– Готов ли ты к последствиям, Артур? – голос звучал едва слышно.
– Да.
И снова ни капли сомнений. Появившееся ещё в Оранжерее непонятное и необъяснимое спокойствие никуда не исчезло. Наоборот, оно помогало держать прямой спину и не отвести взгляд, когда Канцлер резко оглянулся и презрительно скривился. Артур едва заметно вздёрнул подбородок.
– Гордец, – прошелестел Канцлер. – Или глупец.
Хант ничего не ответил. Это была показательная порка, исход которой не знал никто,
– Молчишь… Какая неожиданная покорность. Какое смирение. Похвально. – Послышался смешок, который вдруг оборвался ледяным: – Но поздно.
Голос Канцлера слился с треском тонкой кожуры ягоды, которую тот сжал с такой силой, что тёмный сок брызнул из кулака. По изрезанной шрамами старческой руке потекли кажущиеся чёрными в полумраке терпкие струи и скрылись за широкой манжетой канцлерской мантии. Медленно разжав пальцы, Алекс Росс стряхнул выжатую досуха ягоду.
– Это ты, Хант. В любой момент, как я решу, что ты мне не нужен. В тот же миг, как посмеешь снова ослушаться. Я выжму и выпотрошу тебя, а оболочку повешу гнить на шпиль Башни, – он замолчал, словно был поглощён замысловатым узором, что начертил на ладони приторно-сладкий сок, а затем коротко бросил: – Объяснись.
Повисло молчание, и Артур знал, что все взгляды обратились к нему. Он не видел этого, но его обострённое чутьё знало, что делала каждая тень в полумраке гигантской ложи. Артур слышал их мысли, чувствовал кожей дыхание, ловил взгляды и витавшие в воздухе шепотки. Сегодня они злорадствовали. Бились в экстазе мелочного удовольствия, наблюдая за унижением того, кого в обычные дни боялись до дрожи. Но это так и не вызвало в душе Ханта ни злости, ни сожаления. Ничего. Ему было всё равно, и они это знали, отчего ещё больше бесились.
Однако его собственный взгляд не отрывался от затянутых в тяжёлую мантию плеч, что ни на мгновение не изменили своей расслабленной позе. А потому он заметил, как Канцлер едва заметно шевельнул пальцем, и в тот же момент к нему подлетели Советники, что принялись осторожно оттирать с тонкой кожи оставленный раздавленной ягодой липкий след.
Артур поджал губы и выпрямился.
Он. Никогда. Не оправдывался.
– Ты меня не слышал? Я сказал – объяснись, – уже раздражённо проговорил Канцлер и резко поднялся.
Он повернулся, отчего тяжёлая мантия прошелестела по полу, и встретился взглядом с молчавшим Хантом. Глаза в глаза. И, видимо, то спокойствие, которое он там увидел, окончательно вывело его из себя.
– Ты оглох, охамел или в конец отупел? Я приказал тебе говорить, так открой рот и изрыгни хоть одно удобоваримое объяснение, почему Флоранс Мэй ещё жива. Я жду!
– Потому что я не хочу её убивать, – ровно проговорил Артур, чем вызвал волну шепотков за спиной. Но та немедленно стихла, стоило Канцлеру чуть наклониться вперёд и поднять сжатый кулак с гладким ободом статусного кольца. Его навершие в виде башенного шпиля сейчас наверняка болезненно упиралось в старческую ладонь, и Хант знал, что это значит.
– Повтори, – тем временем
– Её смерть бессмысленна. Она не представляет угрозы… – всё так же не отводя взгляда заговорил Хант, но резко осёкся, когда щёку обожгло болью.
Пощёчина вышла обжигающей. Тяжёлый удар пришёлся на скулу, а потом скользящим движением зацепил верхнюю губу, и Артур ощутил привкус крови. Она собралась в уголке рта, а потом медленно стекла по подбородку, однако он даже не пошевелился, чтобы её утереть. Вместо этого Артур лишь ещё выше вздёрнул подбородок, зная, что этим делает только хуже. И в этот момент на уже горевшую щёку прилетел новый удар.
Это было ожидаемо, но голова всё равно по инерции дёрнулась в сторону, а в глазах на мгновение потемнело. Артур слышал, как по ложе прокатилась волна шепотков; как зазвенел кем-то опрокинутый от неожиданности бокал, однако всё немедленно стихло, стоило ему снова выпрямиться и спокойно посмотреть на разъярённого Канцлера.
– Ещё раз, – прошипел Алекс Росс. – Повтори-ка ещё раз, что ты сказал.
– Я не вижу необходимости в смерти Флоранс Мэй, – чётко выговаривая каждое слово произнёс Артур, за что тут же получил третий удар. Самый сильный. Железный шпиль, который венчал перевёрнутое кольцо, окончательно разбил верхнюю губу и содрал кожу со скулы, но Хант не шевельнулся.
Артур знал, что заслужил. Таков был порядок и проклятые правила подчинения, такова была иерархия Башни, но впервые он не желал повиноваться. Всё внутри Ханта противилось этому. Каждая тщательно выпестованная в генетической лаборатории клетка, которая была создана чтобы быть идеально послушной, вдруг взбунтовалось. И в этот миг Артур вдруг со всей ясностью осознал, что началось это вовсе не этим вечером в Оранжерее, когда, глядя в наполненные восторгом и счастьем глаза цвета летнего синего неба, он вдруг понял, что, кажется, тоже удивительно счастлив. Нет. Это случилось тогда, в хрустальных Теплицах… или же прямиком в первый день… А может, просто было всегда. Да, наверное, так.
А потому Хант не сомневался, когда впервые в жизни приготовился врать, глядя в глаза человеку, которого до этого мига едва ли не боготворил. И не вздрогнул, когда услышал:
– Ты принесёшь мне её голову. Не вколешь жалкое «Милосердие», а притащишь мне её череп. Ты отрежешь его своими руками, пока она ещё будет жива, чтобы до конца твоих дней он служил тебе напоминанием о непослушании. Чтобы каждый раз, глядя в пустые глазницы, ты вспоминал свой позор! Понял меня?!
– Да, Канцлер. – Артур почтительно склонил голову.
«Я никогда не причиню вам вреда… Это останется правилом между нами…»
Он медленно выдохнул. Никогда.
Воцарилось молчание, которое нарушалось лишь доносившейся из зала праздничной музыкой, а потом Хант почувствовал на своём лице холодные пальцы. Небрежно вытерев подсыхавшую кровь, а скорее, ещё больше демонстративно размазав, Канцлер тихо проговорил:
– У тебя есть время до полуночи. Опоздаешь, и уже твоя голова будет украшать мой кабинет. Ясно?
– Да, Канцлер. – И Артур склонился ещё ниже в поклоне.