Большие проблемы маленькой блондинки
Шрифт:
— А как быть со снотворным, Илюша? Это он тоже не отрицает?
Гавриков промямлил что-то про неразумное поведение, про то, что профессионалу надо бы быть мудрее, что, признайся Масютин, всем бы стало от этого только легче. Затем извинился, сославшись на проблемы в семье, и повесил трубку.
Ни о чем сейчас не стану думать, вдруг решила Жанна зло и упала на диван в гостиной. Подобрала коленки почти к самому подбородку, натянув на них подол тонкой ночной сорочки. Зажмурилась крепко-крепко и попросила себя с жалостливым надрывом:
— Жанночка,
Не утряслось! Все стало только хуже. В сотню, в тысячу раз хуже. И осозналось это отчетливо уже тогда, когда ноги ее, обутые в старые поношенные кроссовки, сделали первые шаги по Угловой улице.
Куда ее несет, боже правый!!!
Навстречу две пожилые тетки в странных юбках в цветную оборку толкали магазинные тележки, доверху набитые стеклотарой. Скользнули по Жанне цепкими глазами, оценивающе прошлись по ее стареньким джинсам и майке, переглянулись и синхронно выговорили:
— Ишь ты…
— Простите, — решилась Жанна и сделала шаг в их сторону, правда, на успех мало рассчитывая. — Мне можно спросить?
— Спроси, — позволила одна из них и развернула тележку поперек дороги, чтобы та не укатилась под уклон. — Чего тебе здесь, девушка?
— Я ищу Светлану Светину, вы не знаете, где она живет?
Тетки снова переглянулись, насторожились так, что, кажется, встали колом все оборки на их странных юбках, потом одна из них прокаркала:
— Не живет, а жила.
— Почему? — тупо спросила Жанна, потому что должна была что-то спросить.
Для того хотя бы, чтобы удержать их внимание, чтобы тетки снова не покатили свои тележки и чтобы она снова не осталась один на один с бетонной крошкой заскорузлых стен. Жутковатое было местечко, чего уж. Представить себя в полном одиночестве внутри этого длинного холодного коридора, образованного длинными рядами глухих стен, было сложновато.
— А потому что нету ее! Нету, поняла!
— А где она?
— Сгорела! Сгорела в пожаре!
Тетки теперь уже в два голоса принялись убеждать Жанну в бесполезности ее пребывания на их улице. Встали плечом к плечу, подол к подолу, сдвинули обе коляски непреодолимой баррикадой и уставились на настырную девку зло и непримиримо.
— Ну… Она сгорела, может, кто из родни у нее остался, а? — она старалась говорить жалобно-жалобно, скорбно-скорбно и смотреть старалась так же, чтобы задобрить, разжалобить, чтобы…
Все бесполезно. Переходить из глухой конфронтации обитательницы Угловой улицы никак не желали. Обе одновременно подбоченились и понесли:
— Ты кто такая вообще, мать твою, что Светку ищешь, а?! Че тебе вообще здесь нужно?!
— Слышь, Ань, так она же из ментуры наверняка! — вдруг сообразила одна из них. — Видишь, смотрит как!
— Как?
— Как ментовская морда
— Хороша, хороша, — подтвердила вторая, что звалась Анной. — Несмотря на то что нищая, а цену себе знала. С кем ни попадя не водилась. Она и давала-то не всякому. Теперь вот померла. А ты ступай отседова, пока тебя еще наша местная шпана не пригрела. Ступай! Ступай!
И она принялась теснить ее с улицы своей коляской, доверху набитой пустыми бутылками и майонезными банками. Вторая тут же проявила солидарность и тоже направила коляску на Жанну.
Та решила стоять насмерть. Она решила попасть в Светкину квартиру или что там у нее имелось, и она попадет. Она перероет там все! Она там все перевернет вверх дном, но найдет хоть одну зацепку, хоть одну тонюсенькую ниточку, способную прояснить хоть что-то.
Одно колесо больно накатилось на ее ногу и придавило.
— Так уходишь или нет?! — грозно свела заросшие брови Анна.
— Нет. — Жанна, сморщившись, вытащила ногу из-под колеса. — А вы, гражданочки, не хулиганьте, а лучше скажите, в какую сторону мне идти.
— Тьфу ты!!! — Подруга Анны грязно выматерилась и вдруг рассмеялась. — А ну и черт ее, Нюра, пускай топчется тут хоть до завтрашнего утра! Нам-то с тобой что?!
Та подумала минуту, не больше, чело ее разгладилось, взгляд просветлел, и она согласно закивала.
— Правда, правда! Хочет на свое мягкое место приключений, пускай топает. Далеко не уйдет. Там Вадик ее со своими придурками быстро зажопит, так ведь?
— А то!
Они трубно заржали и, обойдя Жанну сторонкой, снова покатили с грохотом свои коляски к выходу с Угловой улицы.
Вот дернул черт ее притащиться сюда! Вот дернул, так дернул! Если все обитатели этого района подобного вида, рода занятий и моральных принципов, то далеко она и в самом деле уйти вряд ли сможет.
Но, как ни странно, продвинулась Жанна достаточно далеко.
Нет, ей попадался народец. Пьяницы в одинаковых женских пиджаках разного размера распивали водку, восседая на деревянных ящиках. На газетке между ними стояла банка кабачковой икры, лежало два огурца и полбуханки искромсанного черного хлеба.
В сторону Жанны они даже не повернули головы. Ясно, при исполнении. И то было отрадно. Так бы и дальше.
Дальше было тоже ничего. Возле непонятного углубления, мало чем напоминающего подъезд, стояла молодая, наверное, женщина с детской коляской. Из коляски несся отчаянный трубный рев. Реакция мамаши, невзирая на ее хмельное полуобморочное состояние, была однозначной — она с бешеной силой трясла коляску, а попутно еще и орала на кого-то невидимого. Орала в сторону щели, скорее всего, выполняющей роль входа.