Большие расстояния
Шрифт:
Всего этого не знал старший лейтенант Кошелев…
…Андрей вылез из спального мешка, с удивлением огляделся по сторонам. Нависающий над лагерем экспедиции утес хорошо защищал от ветров. Было тихо. Комолые олени стояли неподвижно, словно окаменевшие. А солнце, целые потоки солнца заливали склон и вершину хребта. Наташа хлопотала у чайника, дым тонкой голубой струйкой поднимался к безоблачному небу. Проводник Уйбан был занят починкой сбруи. Рабочие уже проснулись и сновали по лагерю. Некоторое время Кошелев исподтишка наблюдал за Наташей, потом поднялся, размял
— Проснулся? Так что же будем делать дальше? Продукты на исходе, а до ледников еще два дня пути, не меньше. Может быть, в самом деле послать Уйбана в Оймякон? Просто досадно — так глупо просчитаться…
— Если бы не этот разиня Лойко, все было бы в порядке, — отозвался Андрей. Он вспомнил, как из-за неосмотрительности рабочего Лойко целый тюк с продуктами съехал со спины оленя и сорвался в пропасть. Искать его среди нагромождения скал было бессмысленно, а кроме того, на это ушло бы очень много времени.
Он задумался, потом сказал:
— Черт знает что! Приснится же такое…
Наташа улыбнулась:
— Опять какие-нибудь кошмары? Высота сказывается. Я тоже стала спать плохо.
— Вот именно кошмары. Знаешь, что мне привиделось? Как будто война… Ну и я… где-то на Севере, чуть ли не в Норвегии. А Лойко — матрос. Подводник… Соловьев — мичман, а другие наши рабочие — матросы в тельняшках. Штурм высоты… стрельба, самолеты…
И будто бы меня… убили… Понимаешь?.. Убили! А ты далеко-далеко… здесь. А я там… И до того все реально, что до сих пор сердце вон как колотится…
Взгляд Наташи потеплел, она провела ладонью по его щеке:
— Расстроенное воображение. На этой высоте не такое может померещиться. Ну, а разлучить нас, конечно, ничто не в силах… Если умрем здесь от голода и стужи, то вместе. Помнишь, у Маяковского:
Землю, с которой вместе мерз, Вовек разлюбить нельзя.Они позавтракали и двинулись в путь.
— Если за той вершиной не найдем озеро, то пошлем Уйбана в Оймякон, — сказал Кошелев.
Они поднимались все выше и выше. В глубоких ущельях лежали густые тени. Тугой ветер рвал одежду. Но Андрей не чувствовал усталости. Рядом была она, его Наташа, маленькая, но сильная, готовая к любым испытаниям.
И когда они поднялись на вершину, то невольно остановились. Там, внизу, что-то вспыхивало и гасло, искрилось, переливалось на солнце.
— Как море! — воскликнул Андрей.
— Это озеро, — тихо произнесла Наташа, прикоснулась к его руке, и он ощутил теплоту ее ладони. — Мы у цели… Там месторождение…
— Мы у цели… — повторил он.
…Утренний ветер шевельнул русую прядь на голове мичмана Соловьева. У взорванной двери дзота лежал матрос Земцов. Ничто не нарушало глубокой тишины, и думалось, что на высоте не осталось ни одного живого человека. Но это было не так. Прислонившись к гранитной глыбе, сидел матрос Лойко и с безучастным видом разглядывал раздробленную ногу. «Пожалуй,
Он бросил взгляд на море и оживился. Наконец-то! Сцепив от боли зубы, подполз к старшему лейтенанту Кошелеву:
— Товарищ старший лейтенант… Наши катера на горизонте!
Кошелев слабо повернул голову, узнал матроса, улыбнулся запекшимися губами, проговорил едва слышно:
— А, подводник… Держись, брат…
Веки его закрылись, по лицу прошла судорога, из разжатых пальцев выпала граната.
— Эй, рус, сдавайся!
Лойко резко обернулся и увидел группу егерей, стоявших у скалы. Они махали ему руками. Видно, им очень хотелось хотя бы одного из разведчиков взять живым. Появление врагов нисколько не удивило Лойко: «Все еще не утихомирились, паразиты!»
И перед лицом новой опасности он внезапно обрел душевное равновесие, уверенность в самом себе. Отступать некуда, просто некуда. Ну и пусть… Он подобрал с земли гранату, встал во весь рост, ухмыльнулся и крикнул:
— Идите сюда, погань! Не бойтесь.
Он высоко поднял руки над головой, чтобы показать этим егерям, что им не следует опасаться одного-единственного и притом покалеченного матроса.
Пока они несмело подходили, все еще боясь подвоха, Лойко в уме отсчитывал последние секунды, которые отделяют удар бойка по запалу от взрыва. На последней секунде он сделал шаг к своим врагам и бросил гранату себе под ноги.
…Командующий, уже пожилой, немного грузный человек с мощной седеющей головой, огляделся по сторонам, снял фуражку и сказал корреспонденту газеты:
— Мы, кажется, запоздали. А мне так хотелось поздравить его, передать вот эту телеграмму.
— Да и я тоже надеялся познакомиться с этим человеком, — отозвался корреспондент. — Даже не верится, что он погиб.
Корреспондент страдал одышкой и теперь, кое-как взобравшись на высоту, то и дело хватался за сердце. Безжизненное тело Кошелева бережно положили на брезент. Офицеры и матросы безмолвно поснимали каски и склонили головы.
После тяжелой паузы корреспондент, личность глубоко штатская, не вытерпел и с чисто профессиональным любопытством опросил:
— Как вы думаете, что заставило этого несомненно талантливого геолога бросить свои исследования и уехать на фронт?
Командующий нахмурился. Вопрос показался ему сейчас неуместным. Он ничего не ответил, только болезненно сощурил глаза. Да и что он мог ответить этому человеку, страдающему одышкой?
«Что заставило? А почему вы решили, что его нужно было заставлять?» — хотелось резко спросить корреспондента, но он сдержался.