Большое кино
Шрифт:
— Вот-вот, да еще поскупился на предварительный поцелуй. — Кит наконец заметила в дверях Сашу, которая все это время тщетно пыталась привлечь ее внимание. — Извини, тут возникли проблемы. Перезвоню завтра. Не переживай и, ради Бога, не будь таким мрачным! Да, Скотти, если столкнешься на съемках с кем-нибудь из моих коллег, скажем, с Ренди Шериданом, попридержи язык. Целую!..
Она положила трубку и только тут сообразила, что Саша прикрывает ладонью трубку другого телефона.
— Простите, мисс Рейсом, это Фрэнк, киномеханик. Говорит, что в просмотровом зале мистера Ренсома сидит мистер Александер:
— Могу себе представить. — От Кит повеяло холодом. — Скажите Фрэнку, что я сейчас приду.
Когда она вошла, Раш сидел, ссутулившись, в кресле Арчера и курил трубку.
— Как дела, Раш?
— Лучше не придумаешь. — Он привстал и быстро поцеловал Кит в губы. — Ты фантастически хороша.
— А у тебя вид что-то неважный.
— Правда? — Он усмехнулся. — Все равно я тебя люблю, как бы ты со мной ни обращалась.
— Хватит, Раш, я устала. Так будешь смотреть или нет?
— А, собственно, зачем? Если ты знаешь свое дело — а все мы в этом уверены, — то твой материал не может быть плох.
Кит заколебалась.
— Наскандалил, а теперь в кусты?
— Перестань меня стыдить. Киска. Сама знаешь, я возбуждаюсь от бизнеса, а не от искусства. — Он показал большим пальцем на окошко киномеханика. — Можешь его отпустить.
Поразмыслив, Кит нажала кнопку.
— Спасибо, Фрэнк. Оставьте пленку в аппарате и на сегодня можете быть свободны.
Через несколько секунд свет в окошке погас; теперь в просмотровом зале горел лишь синий фонарик над лестницей.
— Так в чем дело? — Кит старалась не смотреть на Раша.
Он взял ее за подбородок, заглянул в глаза:
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Очень надеюсь.
Она удивленно приподняла бровь:
— Тебе-то что? Что-то я в последнее время не замечала, чтобы тебя интересовали дела «Горизонта».
— Арчер хочет прикрыть «Последний шанс», разве ты не знала? У твоего приятеля Ренди те же намерения.
— Ренди?
— Ренди Шеридан, вице-президент «Горизонт пикчерс». Соображаешь?
— А ты, Раш? Ты тоже хочешь меня прикрыть?
Он дотронулся пальцем до кончика ее носа и, неожиданно поднявшись, вышел. Она уже не знала, кто ее больше бесит:
Арчер или Раш. Машинально Кит нажала кнопку и запустила «Последний шанс». Ей казалось, что она полжизни провела в темных кинозалах, просмотровых, монтажных. Действительно ли этот тридцатиминутный ролик пленки, за который борются двое мужчин, так важен для ее карьеры?
Кит Рейсом приехала в Лос-Анджелес в 1958 году, получив актерский контракт с «Центурион пикчерс». Ей было двадцать лет, она уже имела опыт работы манекенщицей и фотомоделью, дважды снималась в телевизионной рекламе и играла в студенческом театре колледжа, где проучилась всего год. К своему контракту она относилась несерьезно, так как не считала себя актрисой. Однако нашедшие ее в Нью-Йорке агенты «Центуриона» придерживались другого мнения.
Сперва Кит ничем не отличалась от многочисленных кобылок в большой конюшне студии и легко позволяла собой помыкать. На студии она воспринималась всего лишь как одна из многих девиц с экзотической внешностью и
Вне экрана студия старалась закрепить за ней этот имидж: одевала почти в те же туники и советовала помалкивать, поскольку никогда нельзя было угадать, что она скажет. «Просто молчи, остальное сделают люди с камерами», — внушали ей. И невинная Кит охотно подчинялась.
Но постепенно она начала жалеть, что так покорно позволяет манипулировать собой. Ее личико красовалось повсюду — от обложек бульварных журналов до светских разделов серьезных информационных изданий. Ей казалось, что ее заперли в клетке, увешанной зеркалами. Со временем ситуация только ухудшилась: зеркала становились то вогнутыми, то выгнутыми, как в комнате смеха. Не веря своим глазам, Кит находила себя на фотографиях рука об руку с известными актерами, с которыми даже не была знакома! Фоном фотографий чаще всего был ресторан, куда она наведывалась с подружкой и где вечером их щелкали при выходе фотографы. Подружку безжалостно обрезали, а ее место занимал незнакомец в ковбойской шляпе — новая звезда, рекламируемая студией. Эти проделки злили Кит, потому что фотографии выглядели как снимки событий, которым скорее всего никогда не дано было случиться.
Потом ее начали называть по имени и фамилии и цитировать. Во всяком случае, свое лицо на фотографиях она узнавала, хотя цитаты явно принадлежали какой-то незнакомке, вызывавшей у нее разве что страх. Если судить по приписываемым ей изречениям, она давно превратилась в мелочную пустышку, добивающуюся успеха исключительно в постели. Оставалось только удивляться, почему публика от нее до сих пор не отвернулась.
На четвертый год контракта Кит, созданная прессой, набрала собственную инерцию и сделалась неподвластна студии.
Она порхала по Голливуду, как беглая заключенная, дразнящая своих преследователей, и все ждала, когда же наконец откроется, что у нее полностью отсутствует актерский талант, что есть масса хорошеньких девчонок и помимо нее, что она — просто ничто… Мечтая о бегстве. Кит стала меньше появляться на людях и все больше погружалась в себя. Из дому она выходила, только когда наступала необходимость ехать сниматься, навестить друзей, намотать на спидометр сотню миль, несясь в одиночестве вдоль пустого ночного пляжа в белом «олдсмобиле» с откидным верхом. На студии стали жаловаться на ее замкнутость. Именно по этой причине агент завел привычку звонить ей по два раза на дню.
— Кит, детка, — ворковал Сэм Ротман, поднося трубку так близко ко рту, что до ее слуха доносилось его дыхание; ей даже казалось, что она слышит работу его мозга. Он всегда называл ее «Кит-детка», превратив два слова в одно. — Кит, детка, твое поведение в последнее время вызывает нарекания.
— Знаю, Сэмми, но ничего не могу с этим поделать.
— Придется постараться, у тебя ведь контракт. Они…
— Съедят меня с потрохами, — заканчивала за него Кит.
— Вот и изволь быть посговорчивее.