Большое кино

Гаррисон Зоя

— Тем лучше.

— Ноя должен остаться здесь! Мое место — рядом с тобой. — Поддев носком ботинка песок, он обиженно покосился на море, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Негромко засмеявшись, она взъерошила ему волосы:

— Ты чудесный юноша, в Америке у тебя не будет отбоя от девчонок.

— Мне не нужны американские девчонки. Я хочу тебя!

— Это ты сейчас так говоришь.

Придет время, и ты поймешь, что я была права.

В день отплытия он явился к ней:

— Ты будешь мне писать?

— Только если напишешь первым. И не забывай рассказывать про твоих американских подружек.

— Подожди, вот разбогатею, вернусь сюда и построю дворец для твоих скульптур.

— Зачем он, дворец! — ответила она со смехом. — Все, что мне требуется, — это покой, и я обрету его, когда ты от меня отвяжешься. Поторопись, не то опоздаешь на корабль.

Он был так жалок в школьном пиджаке, с теннисной ракеткой в руках… У нее словно что-то оттаяло в сердце. Она вынула из шкатулки с драгоценностями маленькую зеленую черепашку из французской эмали.

— У вас с ней глаза одного цвета. Храни ее в память обо мне.

Война все никак не начиналась, и ему разрешили приехать домой на летние каникулы. Увы, ковры, подушки, шелка оказались свернутыми. Она надела мужские брюки и рисовала обнаженного юношу-араба, сидящего на пыльном дощатом помосте. Мужские подтяжки подчеркивали округлость ее живота. Она беременна!

Он упал перед ней на колени, заглянул в ее суровое лицо, мысленно призывая вспомнить ту ночь.

— Я рассчитывала, что ты уже здесь не появишься. — Она не сводила глаз с араба. Кусок угля со скрипом перемещался по грубой серой бумаге.

— Как я мог не появиться рядом с тобой? Рядом с вами…

Она закрыла глаза, уголек замер на бумаге.

— Вынуждена тебя огорчить. Это не имеет к тебе отношения.

— Не понимаю.

— Что тут понимать? — Она сверкнула глазами. — Ребенок не твой. А теперь уходи, не мешай работать!

Он позорно бежал из гостевого дома.

Потом он подслушал разговор своих родителей:

— Говорят, ребенок от сына эмира, который ей сейчас позирует. Эмир в печали. — Судя по тону, отцу, похоже, тоже было невесело.

— Так отошли ее! Отправь обратно в Париж! — Голос матери звучал решительно.

— Ты требуешь невозможного! Она моя единственная кровная родня, не считая сына. Сестра есть сестра… — отец закашлялся, — даже если она шлюха.

Он не мог больше

этого выносить. Вранье! Опять кинувшись к ней, он застал араба, который как раз заканчивал одеваться.

— Зловонное отродье! Куда это ты собрался? — заорал он.

Сын эмира попытался улизнуть, но не тут-то было.

— Боишься остаться? Боишься получить по морде?

Араб бросил на пол рубашку, выхватил кинжал, и соперники закружились по комнате.

— Сводите свои детские счеты подальше от моих рисунков! — крикнула она. — Вон отсюда! Оба!

Грозно поглядывая друг на друга, они вывалились во двор, и она, укрепив набросок на мольберте, последовала за ними.

Слуги встали вокруг дерущихся тесным кругом, поощряя их криками, в то время как те катались по песку, орошая его потом и кровью. Песок облепил обоих так плотно, что различить, кто есть кто, можно было только по цвету глаз. Кровь капала на песок. Драка прекратилась, лишь когда из дома выбежал отец белого юноши с плеткой и растащил драчунов.

Эмир прислал за раненым сыном своих людей. Укладывая его на носилки, они переговаривались по-арабски, но она не разобрала слов. Зато проклятие белого юноши прозвучало яснее некуда:

— Надеюсь, ты произведешь на свет двухголовое отродье, грязная шлюха!

Он убежал, швырнув эмалевую черепашку к ее ногам.

…Прошла неделя, прежде чем она смогла вернуться к работе.

В тот же день она узнала, что сын эмира умер от ран, полученных в драке.

Эмир призвал ее к себе.

— Мадам, — начал он, — когда вы появились у нас, я проявил к, вам интерес и, невзирая на ваше европейское происхождение, предложил за вас брату полсотни верблюдов. Он ответил, что лучше мне не иметь в числе жен такую дьяволицу Неужто теперь Аллах покарал меня за то, что я вас возжелал? — Он не сводил с нее жгучих черных глаз. — Отвечайте, где прячется белый чертенок?

Седобородые старцы, сидевшие вокруг эмира, закивали головами и затянулись из кальянов. Стражники, стоявшие у нее за спиной, грозно положили руки на эфесы кинжалов.

— Это произошло случайно! — крикнула она, — Мой сын мертв! — повысил голос эмир. — Убит! Как ты смеешь называть это случайностью, мерзкая блудница?

— Лучше убейте меня! — Мольба сорвалась с уст, прежде чем она успела ее остановить.

Эмир задумчиво улыбнулся:

— Убить тебя вместо него? Зачем? Возможно, ты носишь во чреве семя моего сына! — Он указал кивком на ее живот. — Как ты меня убедишь его пощадить ? Говорят, вся твоя жизнь — это твои руки. Согласна лишиться для его спасения одной руки?