Большое кино
Шрифт:
— Тем лучше.
— Ноя должен остаться здесь! Мое место — рядом с тобой. — Поддев носком ботинка песок, он обиженно покосился на море, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
Негромко засмеявшись, она взъерошила ему волосы:
— Ты чудесный юноша, в Америке у тебя не будет отбоя от девчонок.
— Мне не нужны американские девчонки. Я хочу тебя!
— Это ты сейчас так говоришь.
В день отплытия он явился к ней:
— Ты будешь мне писать?
— Только если напишешь первым. И не забывай рассказывать про твоих американских подружек.
— Подожди, вот разбогатею, вернусь сюда и построю дворец для твоих скульптур.
— Зачем он, дворец! — ответила она со смехом. — Все, что мне требуется, — это покой, и я обрету его, когда ты от меня отвяжешься. Поторопись, не то опоздаешь на корабль.
Он был так жалок в школьном пиджаке, с теннисной ракеткой в руках… У нее словно что-то оттаяло в сердце. Она вынула из шкатулки с драгоценностями маленькую зеленую черепашку из французской эмали.
— У вас с ней глаза одного цвета. Храни ее в память обо мне.
Война все никак не начиналась, и ему разрешили приехать домой на летние каникулы. Увы, ковры, подушки, шелка оказались свернутыми. Она надела мужские брюки и рисовала обнаженного юношу-араба, сидящего на пыльном дощатом помосте. Мужские подтяжки подчеркивали округлость ее живота. Она беременна!
Он упал перед ней на колени, заглянул в ее суровое лицо, мысленно призывая вспомнить ту ночь.
— Я рассчитывала, что ты уже здесь не появишься. — Она не сводила глаз с араба. Кусок угля со скрипом перемещался по грубой серой бумаге.
— Как я мог не появиться рядом с тобой? Рядом с вами…
Она закрыла глаза, уголек замер на бумаге.
— Вынуждена тебя огорчить. Это не имеет к тебе отношения.
— Не понимаю.
— Что тут понимать? — Она сверкнула глазами. — Ребенок не твой. А теперь уходи, не мешай работать!
Он позорно бежал из гостевого дома.
Потом он подслушал разговор своих родителей:
— Говорят, ребенок от сына эмира, который ей сейчас позирует. Эмир в печали. — Судя по тону, отцу, похоже, тоже было невесело.
— Так отошли ее! Отправь обратно в Париж! — Голос матери звучал решительно.
— Ты требуешь невозможного! Она моя единственная кровная родня, не считая сына. Сестра есть сестра… — отец закашлялся, — даже если она шлюха.
Он не мог больше
— Зловонное отродье! Куда это ты собрался? — заорал он.
Сын эмира попытался улизнуть, но не тут-то было.
— Боишься остаться? Боишься получить по морде?
Араб бросил на пол рубашку, выхватил кинжал, и соперники закружились по комнате.
— Сводите свои детские счеты подальше от моих рисунков! — крикнула она. — Вон отсюда! Оба!
Грозно поглядывая друг на друга, они вывалились во двор, и она, укрепив набросок на мольберте, последовала за ними.
Слуги встали вокруг дерущихся тесным кругом, поощряя их криками, в то время как те катались по песку, орошая его потом и кровью. Песок облепил обоих так плотно, что различить, кто есть кто, можно было только по цвету глаз. Кровь капала на песок. Драка прекратилась, лишь когда из дома выбежал отец белого юноши с плеткой и растащил драчунов.
Эмир прислал за раненым сыном своих людей. Укладывая его на носилки, они переговаривались по-арабски, но она не разобрала слов. Зато проклятие белого юноши прозвучало яснее некуда:
— Надеюсь, ты произведешь на свет двухголовое отродье, грязная шлюха!
Он убежал, швырнув эмалевую черепашку к ее ногам.
…Прошла неделя, прежде чем она смогла вернуться к работе.
В тот же день она узнала, что сын эмира умер от ран, полученных в драке.
Эмир призвал ее к себе.
— Мадам, — начал он, — когда вы появились у нас, я проявил к, вам интерес и, невзирая на ваше европейское происхождение, предложил за вас брату полсотни верблюдов. Он ответил, что лучше мне не иметь в числе жен такую дьяволицу Неужто теперь Аллах покарал меня за то, что я вас возжелал? — Он не сводил с нее жгучих черных глаз. — Отвечайте, где прячется белый чертенок?
Седобородые старцы, сидевшие вокруг эмира, закивали головами и затянулись из кальянов. Стражники, стоявшие у нее за спиной, грозно положили руки на эфесы кинжалов.
— Это произошло случайно! — крикнула она, — Мой сын мертв! — повысил голос эмир. — Убит! Как ты смеешь называть это случайностью, мерзкая блудница?
— Лучше убейте меня! — Мольба сорвалась с уст, прежде чем она успела ее остановить.
Эмир задумчиво улыбнулся:
— Убить тебя вместо него? Зачем? Возможно, ты носишь во чреве семя моего сына! — Он указал кивком на ее живот. — Как ты меня убедишь его пощадить ? Говорят, вся твоя жизнь — это твои руки. Согласна лишиться для его спасения одной руки?