Большое собрание сочинений в одной книге
Шрифт:
Мама читала и читала письмо по нескольку раз и плакала, а я сел писать ответ папе.
«Дорогой папа! – писал я. – С отметками у меня хорошо. Меня даже хвалили за честность, и вот как это произошло…»
И я написал все, как было с отметкой и с изложением.
24. До свидания, дядя Али
Рамис, Рафис, Расим, Раис сидели на верхней ступеньке, а
– Мой папа, – говорил я, – убил самого главного фашиста одним выстрелом вот с такого расстояния, как отсюда, вот от этих перил, до той трубы, вон на той красной крыше…
– Он убил Гитлера? – спросил Рафис.
– Гитлер сидит во дворце, – сказал я, – как там его убьешь?
– Значит, не самого главного, – сказал Расим.
– Как же не самого, – говорю, – когда самого, только не Гитлера, вот и все…
– А дальше что было? – спросил Расим.
– Потом папа берет автомат и ка-ак пошел чесать – тра-та-та! – вкруговую…
– И в него не попали? – спросил Расим.
– Как бы не так! – говорю.
– Как же так, – сказал Расим, – раз он не нагибался! На фронте все нагибаются. Я в кино видел.
– Слушай дальше, – сказал я. – Сначала он не нагибался. Он так специально делал. Чтоб всех фашистов запутать, они и запутались. Все нагибаются, а он нет. Тут можно любого запутать…
Братья Измайловы раскрыли рты, а я был очень доволен, как будто я, а не папа палю в фашистов прямо на этой лестнице. Мне стало жарко.
– …так вот он не нагибался сначала, а после стал нагибаться, он видит, в него кто-то целится, прямо из пулемета – он сразу – раз! – и нагнулся. И пули мимо. Потом видит: в него из винтовки целятся, он снова – раз! – и нагнулся. Он-то знает, когда нагибаться! А когда не нагибаться. Потом он давай вовсю из автомата – как из поливальной машины – жжжжых! А немцы-то, немцы один за другим так и валятся, так и валятся, целые горы… потом в папу гранату кинули – он ка-ак отпрыгнет в сторону… – Я хотел показать, как отпрыгнул мой папа в сторону, но забыл, что стою на ступеньке, и полетел вниз по лестнице…
А дядя Али поднимался.
– Что ты, Петя, – сказал он, – куда летишь?
Он схватил меня за рубашку. Поставил на ноги и сказал:
– Поздравь, Петя, еду и я на войну, на подмогу Володе…
Я растерялся и говорю:
– До свидания, дядя Али…
25. На крыше
Когда дядя Али уезжал, он сказал маме: «Встречу Володю, привет передам. Еще что передать?» Мама стала столько передавать,
Я просил передать папе, что, когда вырасту, тоже приеду на фронт, на подмогу, а дядя Али сказал: «Ну, дорогой, тогда война кончится». Я говорю: «А может, не кончится?» Он говорит: «Дорогой, зачем я тогда еду?» – «Ну и что же, – говорю, – что вы туда едете, вы же один ничего не значите». – «Как ничего не значу? Один не значу, а вместе с Володей значу».
Мы проводили дядю Али. Все на фронт уезжают, один за другим. Только я остаюсь, да старик Ливерпуль, да еще мама, Боба, Фатьма Ханум…
Все на фронт уезжают. Старик Ливерпуль говорит:
– Я теперь не пью. Не могу пить, и все. Я пью, когда у меня прекрасное настроение. А сейчас у меня может быть прекрасное настроение? Как бы не так! Нету у меня такого настроения!
– Хорошо, – говорю, – что вы не пьете. Моя мама очень довольна.
– А-а-а… – говорит Ливерпуль, – при чем тут твоя мама… что ты тут понимаешь…
Старик Ливерпуль идет на крышу. Он там сегодня дежурит. Теперь дежурят на крышах. На крыше ящики с песком, и бочки с водой, и лопаты, и большущие клещи – хватать этими клещами зажигательные бомбы и топить в бочке с водой. Правда, бомбы пока не падали, но упадут же когда-нибудь! Для чего же тогда клещи? Вчера Лия Петровна сказала: «Я не могу дежурить, у меня появляется слабость…»
Ливерпуль говорит: «Давайте я буду за вас дежурить». Позавчера тетя Майя сказала: «У меня голова кружится…» Ливерпуль говорит: «Давайте я буду за вас дежурить».
Я бы тоже за всех дежурил. Но мне не разрешают. Детям нельзя на крышу. Мы с Бобой должны сидеть дома, а если тревога – скорей одеваться, бежать в подвал, то есть в бомбоубежище. Кто захочет сидеть в подвале, когда есть в нашем доме крыша?
Мама моя у Фатьмы Ханум. Они сейчас беседуют. А я бегу на крышу. На крыше старик Ливерпуль. Он будет гнать меня, я знаю, но я не очень-то слушаюсь.
Вон он стоит, освещенный луной. Звезд на небе полно. И прожекторов полно. Небо словно живое – колышется. Где-то гудит самолет. Бьют зенитки. Старик Ливерпуль смотрит вверх на небо. Он надевает очки. Опять смотрит на небо. Блестит при луне его лысина. Бородка крючком еще больше загнулась. Я крадусь сзади к нему. Но он слышит мои шаги. Обернувшись, старик Ливерпуль говорит:
Конец ознакомительного фрагмента.