Большое соло для Антона

Розендорфер Герберт

«Рабочий план» предусматривал концентрические круги. В первую очередь Антон Л. хотел основательно обследовать гостиницу, затем улицы вокруг гостиницы, затем улицы в ближних кварталах и так далее. С необходимой осторожностью он собирался после этого – через несколько недель – с помощью дерендингеровского автомобиля осмотреть ближние и, насколько возможно, дальние окрестности города. («Рабочий план» уже очень скоро был почеркан, можно даже сказать, обогащен; концентрические круги были прорезаны радиальной деятельностью; Антон Л. долгое время не отказывался от «Рабочего плана», причем, окончательно он от него так никогда и не отказался.)

Таким образом, еще до обеда Антон Л. вступил в первый круг своего «Рабочего плана». Он прошел по всем коридорам, заглянул во все подсобные и служебные помещения, чайные, кухни, кладовые, время от времени заглядывал в гостиничные номера, хотя они его, конечно же, интересовали меньше. Короткий спонтанный самоанализ показал: в нем все еще поднималось отвращение, когда он натыкался на останки, то есть на предметы одежды исчезнувших постояльцев. Вещи казались ему чем-то вроде покойников. Это чувство дошло до своей наивысшей точки, когда в кабине лифта под кучей, состоявшей из смокинга,

он нашел протез ноги. Но находка дала и объяснение одному из аспектов катастрофы: дематериализация произошла по-видимому в мгновение ока, потому что протез торчал в щели двери лифта, которая по этой причине не смогла закрыться полностью. По положению смокинга и трости – трости из эбенового дерева с серебряным набалдашником – можно было заключить, что обладатель протеза, по всей видимости, собирался выйти из лифта. Ногу с протезом он как раз переносил за дверь. И в этот момент, вероятно, произошла молниеносная дематериализация, потому что предметы его одежды лежали еще в лифте. Монокль валялся в некотором отдалении – он закатился под уже засохшую пальму. Монокль принадлежал, скорее всего, человеку с протезом, другой одежды в этом коридоре не было – иначе, подумал Антон Л., здесь должна была разыграться бульварная комедия и за пальмой прятался голый человек в монокле.

Другое, не ужасное, а скорее, вызывающее сочувствие открытие Антон Л. сделал уже после обеда (он сварил себе суп-гуляш и открыл в придачу банку шампиньонов; грибы он съел с уксусом и маслом; после чего снова вышвырнул посуду в окно) в полуподвальной части здания, выходящей в междворовое пространство. В большой комнате стояли добрые три десятка клеток, в которых сидели полуголодные и совершенно перепуганные зайцы. Вероятно, в меню на 26 число или на один из последующих дней было предусмотрено жаркое из зайчатины. Антон Л. открыл все клетки. Очень медленно животные решились из них выйти. Некоторые настолько ослабели, что Антону Л. пришлось вынимать их оттуда. Но ни одно животное не сдохло, более того, одна зайчиха родила зайчат. Поначалу Антон Л. подумал, что надо открыть несколько банок с морковкой и разбросать овощи здесь же, но затем его охватило сомнение. Может быть, консервированная морковь могла зайцам повредить? Он открыл дверь во двор, а оттуда – ворота в большой сад. Сад, окруженный стенами, а с одной стороны – низкими домами, которые к гостиничному комплексу не относились, был, по всей видимости, предназначен не для проживающих в гостинице, а скорее, для персонала. Большая его часть была отведена под огород. Очень скоро зайцы нашли путь на свежий воздух и попрыгали на траву, где сразу же набросились на большие головы салата. И тут Антон Л. вспомнил о Соне. Это оказалось первым радиальным пересечением концентрических кругов «Рабочего плана». Антон Л. взял ружье, надел шапку и поехал на дерендингеровском автомобиле на хоммеровскую квартиру на Фанискаштрассе, 3.

По дороге ничего неожиданного с ним не приключилось. Улицы, по которым он ехал – он выбрал самую короткую дорогу, – были, естественно, тихими и практически не изменились с того воскресного утра, с того, казалось, уже давно прошедшего времени, когда здесь еще жили люди. Время от времени на улицах, вымощенных брусчаткой, Антону Л. казалось, что он снова видит зеленый налет нежной поросли травы, пробивающейся между камнями. В некоторых местах на заасфальтированных улицах появились дыры или трещины. Животных почти не было видно. Один раз Антон Л. наткнулся на свору собак. Он остановился, но еще не успел взять с заднего сиденья ружье, как собаки уже убежали. Зато он видел множество птиц, а у моста, уже неподалеку от Фанискаштрассе. стояла косуля, которая, когда рядом остановилась машина, ненадолго замерла, а затем бросилась напролом прямо через кусты, которые росли на склоне до самой реки.

В доме было совершенно тихо. Антон Л. осторожно зашел внутрь, держа ружье наизготовку, но здесь явно никого не было. Уходя в последний раз, Антон Л. запер хоммеровскую квартиру на ключ. Теперь ему пришлось ее отпирать. В нос ударил глухой и пыльный запах, даже несколько гниловатый. (Вероятно, подгнило что-то из запасов, которые сложил здесь Антон Л.) Соня была еще жива. Она неподвижно сидела на своем камне и по касательной смотрела мимо головы Антона Л.

Да… как же Антон Л. мог эту скотину перевезти? Он попытался поднять клетку. Это оказалось ему не по силам; не возникало и мысли, что можно перенести клетку на три пролета вниз и поставить ее в машину. На кухне висела авоська, с которой дематериализовавшаяся фрау Хоммер (астральные атомы которой сейчас, по всей вероятности, носились где-то на задворках галактики) ходила за покупками, а также большая, предназначенная для тех же целей, сумка. Антон Л. взял авоську и попытался накинуть ее на Соню. Соня, отпрянув назад, молниеносным прыжком убежала в свою пещеру под большим камнем. Антон Л. решил схитрить. Ему с трудом удалось расправить сетку перед входом в пещеру, после чего он постучал по камню с обратной стороны. Соня не выходила. Он постучал сильнее. Животное и не думало выходить. Антон Л. обратился к следующей хитрости. Он взял шестнадцатиугольный чайник, наполнил его водой и принялся медленно лить ее через сетку в нору. «Это никак не повредит животному, – подумал Антон Л., – скорее всего, это будет ему так неприятно, что оно все-таки выйдет». Животному это было неприятно. Когда Антон Л. наполнял чайник во второй раз, оно выскочило из пещеры, вырвало сетку из того места, где Антон Л. ее закрепил, и выпрыгнуло – Антон Л. оставил верхнюю крышку стеклянной клетки открытой – прямо на пол. На непривычно гладком линолеумном полу хоммеровской веранды оно заскользило, завертелось (все это с молниеносной скоростью), снова встало на лапы и исчезло под комодом-сиденьем, или как там еще этот предмет мебели называется.

Антон Л. выключил воду и улегся на пол. Игуана засунула голову в самый дальний угол и дышала тяжело и испуганно. До кончика хвоста Антон Л. смог дотянуться рукой. Он осторожно взялся за кончик хвоста. Соня не шевелилась. Он аккуратно потянул за хвост. За хвостом по гладкому линолеуму потянулась и игуана. Антон Л. уже почти вытянул ее наружу, как вдруг Соня снова сделала молниеносное, на удивление сильное движение всем телом и бросилась в кухню. Антон Л. прыгнул ей вслед. Игуана исчезла. Антон Л. обыскал всю

кухню. Сони нигде не было. Антон Л. обыскал кухню еще раз. Так как другая кухонная дверь (ведущая в коридор) была закрыта, Соня должна была быть где-то в кухне. Антон Л. заглянул под всю кухонную мебель, даже в духовку и в мусорное ведро. Сони нигде не было. Когда Антон Л. сел на хоммеровскую в прошлом кухонную табуретку, чтобы подумать над этой загадкой, он увидел, что Соня убежала в большую хозяйственную сумку, которую он поставил на пол. Антон Л. застегнул «молнию» и отнес животное вниз к машине. Когда он уже был внизу, ему пришло в голову, что Соня может задохнуться. Поэтому он еще раз поднялся наверх и принес ножницы. Когда он поднимался, ему в голову пришла поджигательская мысль. Он подумал, имело ли что-нибудь из его вещей такую ценность, чтобы спасти их или взять с собой. Ему таковым не показалось ничего – хотя все-таки у него возникла теплая мысль о застиранном вязаном свитере из серой шерсти. Но он решил отказаться и от этого свитера, чтобы в конце концов не ставить под вопрос «абсолютный переезд». Он даже не стал заходить в свою комнату, а лишь взял ножницы и поджег занавеску в гостиной. Спички он нашел под газовой плитой. Огонь быстро побежал вверх. Антон Л. сбежал по лестнице, отъехал на бывшей дерендингеровскои машине до следующего перекрестка (заехав на улицу с односторонним движением против движения), но лишь настолько, чтобы дом номер 2 все еще оставался в поле его зрения. Вырезая с максимальной осторожностью в хозяйственной сумке маленькие вентиляционные отверстия, он наблюдал за окнами хоммеровской гостиной. Сначала из оконных щелей пробивался тонкий, светло-серый дым, а затем и он исчез. Примерно через полчаса Антону Л. это наскучило. Он взял ружье. Уже вторым выстрелом он попал в окно. Из окна вывалил клуб светло-серого дыма и ничего больше. По-видимому, огню не удалось найти достаточно пищи. Устраивать новый пожар Антону Л. не хотелось. У него и без этого было хорошее настроение. Он еще несколько минут смотрел вверх, затем положил ружье на заднее сиденье, поставил туда же хозяйственную сумку с Соней и поехал обратно в гостиницу. На одной из улиц, которая называлась Левенштрассе, перед машиной на улицу выскочила свора собак. Антону Л. удалось одну из собак переехать. За исключением этого сюрпризов и эта поездка не принесла.

В гостинице у Антона Л., разумеется, стеклянной клетки для Сони не было. Поэтому он решил разместить Соню в находящемся напротив его представительских апартаментов двухместном номере 14. В этом номере ночевала супружеская пара из Гравенхаге, что в Нидерландах, по фамилии Куйперс (Антон Л. нашел паспорта в соответствующей ячейке за стойкой портье.) Господа Куйперс приехали 25-го и собирались остаться здесь до 29-го. Господина Куйперса звали Филипп, и ему было пятьдесят шесть лет, госпожу Куйперс звали Маргрит, и ей был сорок один год. У господина Куйперса была склонность к клетчатым костюмам, госпожа же Куйперс почти без исключения носила лишь коричневые вещи. Одна только совершенно прозрачная, до самого пола, ночная рубашка госпожи Куйперс была желто-золотистой. Совершенно странная находка еще долго занимала мысли Антона Л.: в постели голландца Куйперса лежала сплетенная из лозы выбивалка для ковра. Оставленный по недосмотру персонала инструмент, который, вероятно, вечером 25-го не был замечен смертельно уставшим господином Куйперсом? Или принадлежность для эротических отклонений?

Еще до ужина Антон Л. убрал из комнаты все, что по его мнению могло помешать Соне: одежду, постельное белье, туалетные принадлежности (или может, эти вещи мешали скорее ему, Антону Л.), и выбросил их в окно номера 14 во двор, где они упали на стеклянную крышу кухни. В стеклянной хоммеровской клетке у Сони был гравий. Неподалеку от того места, где Антон Л. переехал собаку, находилась строительная площадка. В оцинкованной ванне, которая была такой большой, что едва поместилась в дерендингеровскои машине, Антон Л. за три ходки привез с этой стройки гравий. Это была не работа, это было издевательство, ибо цинковая ванна, наполненная щебнем, была тяжелой. Но Антон Л. принял это на себя, он хотел создать для животного привычную обстановку. Он насыпал посредине комнаты номер 14 плоский холм щебня. Щебня было намного больше, чем в хоммеровской стеклянной клетке. В последующие дни Антон Л. при случае привозил камни и ветки, которые раскладывал по комнате. Соня же этого не оценила. Она почти всегда сидела исключительно под кроватью.

Антон Л. был по-настоящему уставшим, когда – довольно поздно – сел ужинать в большом зале ресторана. Тем не менее после ужина – было уже совершенно темно – он совершил прогулку вокруг квартала, в котором гостиница и прилегающие к ней здания занимали большую половину. Густая сеть таинственных близких и далеких звуков – скрипучие шарниры ночной жизни – уже опустилась на город. Антон Л., конечно же, взял ружье с собой, но опасность его не подстерегала, хотя многочисленные тени и скользили, и порхали сквозь ночную тьму. Он сделал, так сказать, предварительный набросок к завтрашнему (согласно «Рабочему плану») концентрическому кругу. При этом он наткнулся на маленький, но очень изысканный магазин, в котором продавались лишь спиртные напитки и сладости, причем и они – Антон Л. увидел это в свете фонарика, который взял еще тогда из полицейской машины на Медеаштрассе, – самых лучших и самых дорогих сортов. Антона Л. обуял, хотя он и немало съел, острый голод, даже лучше сказать, острая жадность. Он порыскал по полкам и взял с собой две небывало большие коробки шоколадных конфет и бутылку малиновой наливки марки «Шладерер». Еще в магазине он съел два десятка марципановых картошек и трех лягушек из марципана, стоявших открытыми (но под целлофаном) на подносе.

В гостинице Антон Л. зажег, как и вчера вечером, в салоне свечи и, читая книжку о римских Папах, которую взял после обеда в книжном магазине, обнаруженном им, когда он возвращался с Соней, съел содержимое обеих конфетных коробок и выпил половину малиновой наливки, отчего ему явилась канувшая в вечность, или скорее, дематериализовавшаяся Маргрит Куйперс в своей прозрачной золотисто-желтой ночной рубашке. Она, дрожа, словно свет свечи, стояла на краю цинковой ванны с гравием и раздувалась – в видении это показалось Антону Л. очень эротическим, – пока ночная рубашка не лопнула, она вылилась, словно электризующая масса на уже сильно возбужденного Антона Л., который после этого все-таки проснулся, потому что у него – на этот раз уже по-настоящему – болел живот.