Большое зло и мелкие пакости
Шрифт:
Капитан выматерился и вытер пот, застилавший глаза.
— Да вот он, вот этот самый!.. Ну вот, вот!..
Капитан выдохнул остатки азарта и собственное разочарование и медленно обернулся.
Оскорбленная в лучших чувствах эскалаторная бабулька возмущенно тыкала в него пальцем, за ней телепался лопоухий сержантик с грозно-равнодушным лицом.
— Документы ваши, — скучливо сказал он, подойдя, — давайте, давайте документы!
Никоненко достал из внутреннего кармана удостоверение.
А может, и не тот плащ… Мало ли
Мог Сидорин вернуться из метро или нет? Зачем он тогда уходил? Подозревал слежку? Где переоделся? В руках у него ничего не было. Может, под курткой?
— Извините, товарищ капитан.
— Да ладно…
— Помощь не нужна?
Какая там помощь!
— Спасибо, сержант.
Он выбрался из метро и пошел к своей машине.
Упустил ты зверя, капитан. И не утешай себя тем, что плащ вполне мог оказаться безобидным и к делу непричастным. Так же, как и ты, плащ увидел, что в подъезд входит Сидорин, и так же, как и ты, решил визит отложить.
Два вопроса.
Первый: засек ли он капитана?
Второй: мог ли это быть все тот же Сидорин?
Мотивов по-прежнему никаких.
Никоненко дошел до своих “Жигулей”, уселся и, морщась, подвигал ногой в мокром ботинке. И ноге противно, и на душе погано. К Сурковой он сегодня не пойдет.
Он вставил ключ в зажигание, и тут в его кожаную спину уперлось что-то твердое, и бестелесный голос прошелестел за спиной:
— Не пугайтесь.
— А если бы я вас застрелил к чертям собачьим?! А?! Что еще за фокусы?! Что вы себе позволяете на самом деле?! Что вы о себе возомнили, вашу мать?! Что вам все можно?!
Он бушевал так уже довольно долго, распаляя себя и не зная, что именно скажет, когда бушевать станет уже бессмысленно.
Он орал, а она смотрела в окно, только костистый кулак подрагивал на черной обшивке сиденья.
Не такая уж ты, матушка, Снежная Королева. Морда ледяная, а кулачок-то дрожит.
— Выметайтесь из моей машины, — приказал он, внезапно остановившись, — у вас своя есть.
— И вам не интересно, зачем я влезла в вашу? — спросила она холодно.
— Представьте себе, нет, — любезно ответил он, — хотите признание написать, приходите на Петровку. А теперь выметайтесь, живо!
— Игорь Владимирович, — проговорила Алина спокойно и в первый раз за все время посмотрела на него, — давайте уже поговорим. Считайте, что я прочувствовала всю глубину вашего гнева и осознала собственное ничтожество. Теперь вы должны спросить меня, что именно мне от вас нужно.
От ее тона он рассвирепел снова, теперь уже по-настоящему.
— Я никому и ничего не должен. Особенно тем, кто проходит у меня по делу о стрельбе и убийстве. Вылезайте, я еду домой.
Она не шелохнулась.
От злости он плохо соображал, но в эту минуту он так ненавидел ее, что, пожалуй, мог бы вышвырнуть на
Он дернул зажигание. Мотор взвизгнул и затих. Он дернул еще раз, вдавил газ, так что его бросило назад и в сторону, и вылетел со двора, как лихой летчик на новом истребителе. Непривычная к такому обхождению машина тяжело плюхнулась в лужу, выкарабкалась и понеслась по пустой улице. Грязная вода веером летела из-под колес.
Никоненко молчал, и она молчала тоже.
Будешь знать, как лезть в мою машину, думал он, в бешенстве выкручивая руль. Думаешь, раз у тебя очки за пятьсот долларов, значит, тебе все можно. Дверь как-то открыла, пальчиком в спину тыкала, еще просила не пугаться, зараза, сука!.. Вот сейчас сдам в ближайшее отделение за попытку угона машины, посидишь ночку в обезьяннике, посмотрим утром, какая ты оттуда выйдешь!..
Сажать ее в обезьянник он не стал.
Выехав на Ломоносовский проспект, он стал быстро остывать, и любопытство его разбирало — зачем он ей понадобился? Какого рожна она его караулила? Или караулила она вовсе не его, а идея засесть в его машине родилась у нее, так сказать, экспромтом?
Интересно, что она станет делать, когда он довезет ее до ночного Сафонова и бросит? Пешком в Москву пойдет? Или кинется такси вызывать?
Ее упорное ледяное молчание теперь вызывало у него уважение. Она смотрела в окно и сидела совершенно спокойно, как в собственном офисе, не задавая ни одного вопроса.
Надо же, какая девка! Кремень. Скала. Сталь. Броненосец “Потемкин”.
От того, что из-за позднего времени в городе было пусто, и еще от злости он доехал до своей деревни на удивление быстро.
У низкого от наваленных сугробов собственного забора он притормозил, ткнул машину мордой в ворота, вышел и бахнул дверью. Просто так, для порядка. Чтобы она знала, как он зол.
Он был чертовски зол, как писал в своих романах Голсуорси.
Почему-то фамилия английского классика опять привела его в бешенство.
Сидела бы лучше в своей суперквартире, почитывала Голсуорси, попивала кофеек из чашки китайского фарфора, покачивала ногой и помахивала пахитоской.
Снежная Королева, блин!..
Он потрепал подсунувшуюся мокрую морду Бурана, спросил строго, чем он целый день занимался, и распахнул ворота — одна створка как створка, а вторая еще с прошлого года покосилась. Тогдашняя дама его сердца под игривое настроение выезжала с участка и с непривычки задела ворота. Еще зеркала на его машине снесла и крыло оцарапала. Так он и не собрался створку приладить как следует. Дамы сердца давно уж нет, а створка все болтается.
Впрочем, сердце в его “дамских делах” никогда не участвовало. К ним имели отношение совсем другие части тела.