Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников
Шрифт:
Но он ошибался.
Ночной абонент бегло говорил по-английски.
— Хэлло, мистер Хартнел?.. Меня зовут Хаузер, — сказал он тихо, но очень энергично. Вы меня не знаете. Еще не знаете. Я хотел бы вас избавить от ненужного путешествия. В больнице Хофа, куда сегодня ночью доставлен бедный господин Фретш, вас ожидают завтра утром. Не торопитесь, пожалуйста! Пациент чувствует себя хорошо, ну, разумеется, соответственно обстоятельствам. И по настоятельной просьбе его жены будет, как только это станет возможным, отпущен домой. Не исключено, что это произойдет завтра, в первой половине дня, возможно, до обеда…
— По желанию госпожи
Человек, который назвался Хаузером, сказал лишь:
— Да, конечно. Как видите, вам нет никакой нужды ехать в Хоф, ну, совершенно незачем! Я позвоню вам в течение дня, примерно около трех часов дня. О'кей…
— А куда должен быть доставлен господин Фретш? — быстро спросил Хартнел.
— Домой, естественно, — ответил Хаузер и был, по всей видимости, этим вопросом крайне удивлен. — Так что до завтра, мистер Хартнел. Спокойной ночи, сэр!
И прежде чем Хартнел успел задать вопрос, человек, назвавшийся Хаузером, повесил трубку.
5. Ночной полет и… чего только не бывает в бананах
Было почти 4 часа утра, когда Хартнелу наконец удалось поговорить с дежурным врачом, который до тех пор очень долго занимался с тяжело пострадавшими в автомобильной аварии и теперь едва держался на ногах от переутомления. К счастью, этот врач, весьма молодой человек, сносно говорил по-английски.
Хартнел представился и объяснил ему вкратце, что прибыл час назад из Мюнхена в зафрахтованном самолете; что оп, собственно, должен был прилететь позднее, к полудню, но некоторые особые обстоятельства побудили его изменить этот план. Затем он осведомился о самочувствии Фретша и о том, можно ли будет взять его с собой.
К радости Хартнела, врач не имел никаких возражений. Больница, сказал он, и без того сейчас переполнена, а пациент, которого он как раз только что осматривал, представляется ему вполне транспортабельным. Если господин Фретш согласен, то можно будет его отпустить, с условием, конечно, что ему будут обеспечены строгий постельный режим и врачебное наблюдение.
Хартнел объяснил, что для перевозки больного от больницы до самолета и от аэродрома в Мюнхене до отеля приготовлены две санитарные машины. В отеле больной будет помещен в очень хороший номер, а с половины девятого уход за больным будет обеспечен специально приглашенной для этого медсестрой. Дирекция отеля пригласила по его просьбе также и врача, который прибудет, как только больного привезут в Мюнхен.
Господин Фретш, которого они затем навестили, поначалу едва узнал Хартнела, но на переезд охотно согласился. Он хотел было приподняться и пожать Хартнелу руку, но врач этому воспрепятствовал. Так что пришлось маленькому седоволосому человеку тихонько лежать на узкой больничной койке; он выглядел довольно бледным, а его нос, казалось, еще более заострился. Но в то же время по всему было видно, что он теперь уже менее озабочен, ему стало легче, да и в глазах его мелькнул торжествующий огонек, когда он шепнул Хартнелу:
— Я все узнал, мы у цели!
Хартнел вспомнил о пустом портфеле, который, видимо, представляется Фретшу все еще наполненным результатами его последних исследований, а на самом деле содержит лишь немного дорожного провианта, кивнул дружелюбно своему собеседнику и спокойно сказал:
— Вы великолепны, господин Фретш, но все это потерпит, пока вам не станет лучше…
Фретш
— Пожалуйста, — прошептал он, — can I have a banana, please, Mr. Hartneil! [22] — и показал при этом глазами на портфель.
Хартнел сказал, помедлив:
— Я думаю, вам нельзя ничего есть, господин Фретш. Доктор предупредил, что…
Фретш поманил рукой Хартнела и шепнул:
— Please, give me the banana — it's very important, and I shall not eat it! Don't worry, Mr. Hartneil. [23]
Дон открыл старый портфель, так чтобы Фретш не заглянул вовнутрь.
22
Могу я получить банан, пожалуйста, мистер Хартнел! (англ.)
23
Пожалуйста, дайте мне банан — это очень важно, я не собираюсь его есть… Не беспокойтесь, мистер Хартнел (англ.)ч
В портфеле между яблоками и несколькими аккуратно обернутыми в пергаментную бумагу бутербродами лежал банан. Хартнел передал его Фретшу, ожидая, что тот собирается с ним сделать.
Фретш не взял банан, а тихо попросил Хартнела спять с него шкурку.
На мгновение Хартнелу показалось, что у старика помутилось в голове. Но едва лишь он оттянул шкурку банана, как увидел, что подобные сомнения были в высшей степени неосновательными. В мясистой сердцевине банана что-то блеснуло, и Хартнел извлек оттуда плоскую кассету, диаметром чуть меньше 10-пфенниговой монеты; с помощью надреза, сделанного, по всей вероятности, бритвенным лезвием, она была аккуратно втиснута в мясо плода. Теперь Хартнел начал догадываться, что поместилось в этой маленькой кассетке.
— Здесь микрофильм? — спросил он у Фретша. Тот довольно кивнул головой и сказал:
— А теперь извлеките вторую кассету.
Хартнел очистил плод от кожуры и извлек несколько большую по размерам кассету. Фретш попросил его эту открыть, а вот первую, с пленкой, тщательно спрятать.
В кассетке Хартнел обнаружил два тончайших, очень плотно и аккуратно сложенных листка бумаги. Они были полностью исписаны, причем, как это установил Дон при более тщательном обследовании, почерком привычной к писанию, образованной, но еще очень молоденькой девушки.
Об образовании писавшей говорило также и то, что текст был начат на одном языке, — Хартнел определил, что это, по-видимому, польский, — затем в него были вкраплены некоторые вполне правильно написанные французские слова и предложения, далее следовал абзац, написанный несколько неуверенно древнееврейскими литерами, затем снова польский. Причем целые выражения — Хартнел понял, что они передают определенный диалог, — были написаны по-немецки; а в самом конце письма Дон обнаружил даже короткое изречение по-латыни.