БОЛЬШОЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ПУТЕВОДИТЕЛЬ
Шрифт:
Студенты же и не думали успокаиваться - они шли за гоши-стами. Наряду с эффектным лозунгом «Запрещено запрещать!» (он сочетался с требованием установления «студенческой власти») появились до боли нам знакомые: «Вся власть рабочим советам!», «Мировая революция в повестке дня!». При этом коммунистов, профсоюзы и других взрослых людей обвиняли в консерватизме, в нежелании идти революционным путем. Но руководство ФКП резонно считало, что в стране отсутствует революционная ситуация: госаппарат, армия, другие силовые структуры массовым движением практически не были затронуты.
И тут на сцену
Насмерть напуганная всем этим майским кошмаром и приготовившаяся уже к повальному бегству буржуазия воспряла духом и исполнилась традиционным французским мужеством. По столице прошла демонстрация не хуже пролетарской. Развевались трехцветные знамена, звучал национальный гимн, на плакатах было начертано «Де Голль не один!», «Коммунизм не пройдет!».
Забастовки тем временем почти прекратились, Кон-Бендит и верные его соратники по гошизму были высланы из страны. На землю Франции пришел долгожданный относительный покой.
Состоялись досрочные парламентские выборы, которые журналисты назвали «выборами страха». Голлистская партия, переименованная в «Союз в защиту республики» (ЮДР, в наши дни это «Союз демократов в защиту республики») собрала более 10 млн. голосов - столько в новейшей истории Франции еще никто не имел. Она же получила абсолютное большинство депутатских мандатов и могла сформировать правительство без всяких попутчиков.
Казалось бы, генерал опять на коне. Но… символ Франции, прекрасная Марианна в красном колпаке, хоть и волевая, но женщина.
Сделав из всего происшедшего вывод, что страна нуждается в глубоких переменах, де Голль объявил о намерении провести «великую французскую реформу XX века». Краеугольным камнем ее должно было стать внедрение во всю жизнь страны «системы участия»: рабочие должны участвовать в прибылях предприятия, служащие - в управлении учреждениями, студенты - в университетском самоуправлении. Представлялось, что это и есть самый верный путь к сотрудничеству всех классов и социальных слоев.
В качестве первого подготовительного шага президент предложил реорганизовать систему местного управления. Вместо 90 департаментов должно было появиться 22 крупных региона с назначаемыми правительством префектами и региональными советами, члены которых частично назначались бы, частично избирались населением. В советах, в духе «системы участия», предполагалось представительство «социально-профессиональных групп»: рабочих, крестьян, мелких буржуа, промышленников, лиц свободных профессий, представителей от «семьи» и учебных заведений.
Считая такое преобразование принципиально важным, де Голль вынес утверждение его на референдум, чего формально мог бы и не делать, ограничившись согласием парламента. При этом предупредил, что если народ скажет нет - он немедленно уйдет в отставку.
И случилось
Президент сделал единственно для себя возможное: тут же сложил полномочия. Сыну он сказал: «Французы устали от меня, да и я утомился от них». После чего удалился в свое имение в Шампани.
Вечером 9 ноября 1970 года, когда де Голль раскладывал пасьянс, у него случился разрыв аорты. «Какая боль!» - его последние слова.
* 841 НИ *
Он не дожил двух недель до своего 80-летия. Похороны на местном кладбище, согласно завещанию, прошли очень скромно.
Ушел великий человек. Как сказано в Писании - «преложился к народу своему». А горячо любимый им французский народ всем своим неугомонным бытием продолжал писать славную историю свою.
Но хочется, завершая сей труд, поговорить и о времени недавнем. Хотя… «Большое видится на расстоянье» - гениальней Есенина не скажешь. Эти совсем недавно минувшие десятилетия - они такой сложносплетенный, пестрый клубок… Особенно для нас, россиян: десятилетия кромешных застоев, миражей, катаклизмов. Не разберешь, что более-менее улеглось на временной дистанции, стало достаточно безопасной, подлежащей бесстрастному рассмотрению историей, а что - то, в чем мы каждодневно путаемся-путаемся, да никак не уразумеем - куда же веревочка вьется. К французам в эти годы Господь был, конечно, помилосердней (видно, они Его меньше прогневали) - но и у них много чего всякого стряслось. Так что самим бы разобраться, чего уж нам, с нашей далекой да пошатывающейся колокольни о чужих делах умствовать. Поэтому постараемся быть по-поверхностней (если получится).
После де Голля все еще были у дел гошисты, троцкисты, анархисты. Высматривала пути установления диктатуры пролетариата мощная компартия. Прикидывали, как бы приодеть Францию поамерика-нистей, правые либералы. Искали возможностей уберечься от обоих этих кюветов социалисты. Но на смену генералу пришел, победив во втором туре досрочных президентских выборов, верный его соратник, когда-то начальник личной канцелярии, а в последнее время премьер-министр, Жорж Помпиду.
Человек с безупречной биографией: внук крестьянина, сын учителя, сам начинал как преподаватель французской литературы. А стартовой площадкой для рывка в большую политику для него стал пост генерального директора банка Ротшильда. «Преемственность и диалог» - так определил он свое кредо на президентском посту. То есть, намерен следовать патриотическим и патерналистским курсом де
Голля, но всегда готов прислушаться к тем буржуазным политикам, которым хотелось бы побольше «атлантизма» и «европеизма», а вот «дирижизма» (государственного регулирования) - поменьше.